93-го. Но то, что он был морально готов совершить расправу над российским парламентом, вряд ли можно поставить под сомнение. Это — афганский синдром.

Помню, в Минске мы с собкором “Правды” Александром Симуровым поехали к могиле Героя Советского Союза, лидера белорусских коммунистов, партизана Великой Отечественной Петра Мироновича Машерова. А рядом с его могилой — захоронения жертв Афгана, целая аллея. После своей гибели наши афганцы обрели имена, но эти имена появились только на обелисках…

Я пишу эти строки, чтобы воздать дань памяти афганцам-правдистам, моим товарищам. Для них война тоже не закончилась с возвращением из Кабула.

В считанные месяцы после Афгана сгорела жизнь Бориса Третьяченко.

Не прошли без потерь для здоровья афганские командировки для Ивана Щедрова и Тимура Гайдара — их уже нет среди нас.

Трагически сложилась послеафганская биография Петра Студеникина. Он летал к нашим воинам не один раз. Писал о них, обнаруживая с болью измененные в газете имена и события. С каждым возвращением из очередной командировки Петр Алексеевич становился все мрачнее. Он пытался довести до Главпура свои тревожные наблюдения об изменении характера войны, о бессмысленности боевых операций на уничтожение всего и вся, о позорной ставке на “выжженную землю”.

Но ведь и стратегия, и тактика разрабатывались в Москве, в Генштабе, и не каждый командующий армейской группировкой мог доказать их ущербность, как это делал на завершающем этапе войны командарм-40 генерал Борис Всеволодович Громов, отказываясь выполнять глупые миноборонские приказы, проявляя добросердечие к народу, кем-то избранному во враги.. Кто же в московских кабинетах прислушается к мнению подполковника, военного журналиста?

Да к тому же и на войне кое-кто сумел погреть руки — из номенклатурных деятелей мелкого пошиба, призванных перестроить жизнь в Афганистане на советский лад.

“Черные тюльпаны” — цинковые гробы под “груз 200” (тела погибших) мародеры-советники умудрялисьнабивать драгоценностями и сплавлять их на свою родину…

Конечно, это исключение из правил. Были среди советников и достойные люди. Один из них — Юрий Алексеевич Манаенков, первый секретарь Липецкого обкома партии, затем — секретарь ЦК КПСС. Он был в числе тех , кто практически создавал КП РСФСР, но в составе ее руководства места Юрию Алексеевичу не нашлось. Старую команду оттеснила новая — И.К. Полозков, Г.А. Зюганов и другие.

У Студеникина сдали нервы. Он стал больше выпивать, начал дерзить и даже угрожать кое-кому из редакционных командиров. А когда ему не разрешили отпуск — малость подлечиться, побыть с семьей, с любимой малолетней дочкой, наш военный корреспондент перестал выходить на работу и заперся в квартире, угрожая покончить с собой. Его прямой начальник — редактор отделарвался вскрывать квартиру с милицией. Чем бы это кончилось — трудно представить…

Мы со Славой Егоровым и подполковником Иваном Тараненко, работником Главпура, нашим автором, пошли к Афанасьеву. Главный редактор встретил нас без энтузиазма:

— Ко мне заходил его редактор. У него решительные намерения. Пусть он и занимается своим подопечным.

— А вот решительность тут как раз может привести к трагическим последствиям. Он будет говорить с теми, кого уважает. Мы берем ответственность. Только скажите его редактору, чтобы он не мешал.

— Ладно, попробуйте.

Поддержал нас и Анатолий Тимофеевич Карпычев, ответственный секретарь.

“Операция” началась завтра утром.

Сначала — звонок Студеникину:

— Петя, мы сейчас к тебе заедем.

— Кто мы?

— Я, Слава Егоров и Иван Тараненко.

— О чем будем говорить?

— Надо же тебе помогать. С руководством редакции мы договорились.

А Леше, редактору отдела, я сказал:

— Ты что, хочешь оказаться тем человеком, который последним видел Петю живым? — Это предупреждение сразу сбило ретивость борца за трудовую дисциплину.

Нам дали служебную машину — имелось в виду, что мы отвезем Петра, при его согласии, в военный госпиталь имени Бурденко. Иван Тараненко, по линии Главпура, договорился, что нас там примут и спасут.

Не надо забывать, что в нашей прекрасной стране её высшие руководители неустанно пеклись о здоровье народа. Про Леонида Ильича Брежнева была даже сложена песенка:

Народ неусыпно боролся то с холодом, то с голодом, то с недостатками, то с нехватками. Но главное было в ином: чтобы он не переел, не перепил, не переспал и так далее. Наиболее дотошных читателей отсылаю к многотомнику сочинений М.С. Горбачева, который в одной из своих пламенных речей убедительно доказывал, что живем мы плохо только потому, что слишком много едим и много весим…. А потом, как известно, сделался всенародным лидером в искоренении всенародного влечения к алкоголю…. Хотя, как позже прояснилось, и сам был не чуждпристрастию к хорошему коньяку и дорогим, в том числе и французским, винам.