— Вас что-то расстраивает, Арман? Или сомнения так глубоки?

— Сомнение? — в недоумении спросил я. — В чем я должен сомневаться?

— Во мне, Арман, в моих словах. Отец Клод Фролло заронил в вас сомнение, стоите ли вы на верной стороне?

— Конечно, я размышлял над этим всю проклятую ночь. После встречи с кротами и убийством Фальконе я не сомкнул глаз.

— И? — лицо Вийона обратилось ко мне, и думаю, я распознал под капюшоном его вопросительный взгляд. — Вы нашли ответ?

— Я сопровождаю вас в Турень, магистр Вийон. Вам этого недостаточно для ответа?

— Я рад, что вы на нашей стороне, сын мой. И я верю, что вы слушаетесь голоса своего разума и своего сердца. Но я чувствую, что есть еще одна причина, — Вийон посмотрел вперед, на первый фургон, — и она сидит на козлах вон там?

С недовольно прищуренными глазами я последовал за его взглядом и ответил намеренно осуждающим тоном:

— Я, как и прежде, не считаю разумным, что вы взяли с собой Колетту. Она только что оправилась от своего ранения, а вы уже снова подвергаете ее опасности.

— Она настояла на том. Мы не можем найти темницу, где сейчас заточен ее отец, и теперь бедняжка надеется узнать больше в Плесси. Если бы я отказал ей в этом, то еще больше темных туч омрачило ее душу.

— Кроме того, красивая девушка на козлах отвлечение для слишком любопытной стражи, не так ли?

Вийон засмеялся сухим ухающим смехом больного человека.

— Вы одинаково хороши в том, чтобы видеть меня насквозь, как и в том, чтобы уходить от вопроса.

— Итак, хорошо, если вы обязательно хотите услышать, — вздохнул я. — Колетта стала причиной для того, чтобы сопровождать вас. Это важная причина, но не единственная. Странная шахматная игра, которую Вы разыгрываете с Клодом Фролло и таинственным великим магистром, переместилась из Парижа в Плесси-де-Тур, и я хочу присутствовать там.

— Зачем?

— Что за вопрос? Вы сами втянули меня в игру, только явно как пешку, но я сыт по горло этой ролью!

— Это говорит в вашу пользу, Арман, и я горжусь вами.

— Не стройте обманчивых надежд, набожные братья в Сабле не воспитали героя. Собственно, есть еще она важная причина, почему я охотнее иду с вами, нежели остаюсь в Париже. Я не хочу закончить свою жизнь, как Одон и сестра Виктория, не хочу быть заколот, как Фальконе. Литейщики и весовщики, жнец Нотр-Дама и горбун Квазимодо, кроты и «братья раковины» — это, право, чересчур для одного миролюбивого писца!

— «Братья раковины» стоят на нашей стороне.

— Это знаем мы оба, но знают ли о том они?

— Не волнуйтесь! Кокийяры уже давно не обладают той властью, как двадцать-тридцать лет назад, но я — все еще их король.

— «Братья раковины» следуют за вами дальше, хотя вы стремитесь больше не к добыче и богатству, а к спасению душ? Я не думал, что пройдохи приписывают своим душам особую цену.

— О, тут вы ошибаетесь, Арман. Большинство людей становится пройдохами лишь потому, что они больше не видят никакой надежды для своей души.

— А вы дадите кокийярам новую надежду?

— Я попытаюсь это сделать. Не переживайте из-за «братьев раковины». Скорее, справедливо ваше беспокойство из-за кротов. Я бы еще раньше должен был догадаться, что эта банда убийц работает на дреговитов! — в словах Вийона зазвучали ноты самоосуждения и раскаяния.

— Почему вас это так трогает?

— Но, Арман, вы же сами видели мэтра Дени Ле-Мерсье, смотрителя убежища для слепых, на собрании девяти.

Это было так, и я рассердился на себя, что не сопоставил связи еще раньше. Было удивительно, что я, находясь в самой гуще тайн и опасностей, просмотрел очевидное. В конце концов, этот досадный случай произошел и с Вийоном.

— Поберегите свое раздраженное бормотание, сын мой. Если бы мы знали, то все равно ничего бы не могли изменить.

— Возможно, но… возможно, лейтенант Фальконе был бы жив!

Вийон покачал головой, и капли дождя полетели с его капюшона во все стороны:

— Его смерть была предрешена, он знал слишком много, был слишком любопытен. Фролло заметил, что Маншо не удовлетворил лейтенанта, как пожертвованная пешка. Поэтому он послал кротов.

— Вы действительно думаете, что они преследовали не меня?

— Вероятно, слепые даже не знали, кто был с Фальконе в типографии. Разве Фролло не мог уже давно устранить вас, коли он того пожелал?

— И все же я чувствую, что он что-то подозревает. Все, что он сказал мне в последние два дня, указывает на это.

— Возможно, он надеется перетянуть вас на свою сторону. Это относится к той игре — белые превращаются в черных или безобидная пешка — в опасную королеву.

— Если он до сих пор ни о чем не догадывался, теперь это произойдет в любом случае, — сказал я. — Лаже если он не знает, что я прошлую ночь и теперь находился с вами, мое отсутствие заставит его призадуматься.