Шрифт:
— Засоня проснулся, — крикнул Леонардо и усмехнулся мне в лицо. — In vino spoor, инертность — в вине…
Я скривил лицо:
— Зато вы вдвойне прилежны.
— По хорошей причине, — сказал мрачно Вийон. — Наконец можно найти мировую машину, прежде чем дреговиты обнаружат солнечный камень.
— Вы еще беспокоитесь об этом? — удивленно я почесал свой гудящий череп. — Теперь, когда у вас есть такое преимущество перед дреговитами?
Вийон и итальянцы посмотрели на меня недоуменно, и Аталанте заметил:
— В вине находится причина не только для инертности, но и для беспорядка в голове.
— Скорее — для головной боли, — прорычал я. — Но я могу еще ясно мыслить, чтобы вспомнить, что было вчера.
— И? — спросил Вийон, который смотрел на меня с некоторой смесью из любопытства и замешательства. — Что было вчера вечером?
— Вы делаете такой вид, словно вам совершенно безразлично, что принесла Колетта.
— Колетта? — свистящее дыхание, перешедшее в легкий кашель, заставило моего отца задержать дыхание. Потом он продолжил:
— Я больше не видел ее со вчерашнего утра.
— Вы шутите, — неуверенно заметил я.
— Зачем мне это нужно? — он стал нетерпелив, схватил меня за плечи, и потряс. — Проклятье, Арман, что вы хотите мне сказать?
Без слов я протянул ему обе половинки оуробороса. Он взял их, взвесил в руках и рассмотрел их внимательно.
— Легче, чем был раньше, он пустой, это — чехол. Но как вы это обнаружили, Арман?
— Это произошло случайно. Я в ярости на вас швырнул дракона на пол моей кельи.
— И что находилось там внутри?
Я не осмелился сказать это при столь неприятных обстоятельствах. Но моего потупленного взгляда оказалось достаточно.
На какой-то миг Вийон, казалось, потерял самообладание, дикая дрожь пробежала по его высохшему телу. Томмазо подпрыгнул к нему и поддержал, иначе он бы упал. Когда Вийон пришел в себя, он прерывающимся голосом крикнул:
— Пожалуйста, Арман, скажите, что это неправда!
— Это — правда. Я видел смарагд, чувствовал его сияние. Это было как тогда… в Монсегюре.
Как бы самому себе Вийон прошептал:
— Когда я встретил брата Аврилло утром в День Трех волхвов на улицах Отеля-Дьё, он сказал мне, что очень близок к решению загадки. Но он даже сам не догадывался, что был так близко к нему, что он нашел смарагд еще в тот день… — вдруг мой отец поднялся и закричал на меня:
— Почему вы тут же не принесли мне камень?
— Потому что я был усталым и слишком пьяным. Кроме того, я думал, что смарагд у Колетты — в добрых руках. Она хотела передать его вам.
— Она явно отнесла его кому-то другому, — сказал Леонардо.
Даже если бы он не произнес этого, было понятно, что он имел в виду дреговитов. Несмотря на всё, я спросил вопреки рассудку:
— Она приняла «Отче наш», почему же она должна предать своих братьев и сестер?
— Чтоб помочь человеку, к которому стоит ближе всего, — тихо сказал Вийон. — За солнечный камень дреговиты сделают все. Если только Марк Сенен еще жив, тогда смарагд — самый лучший выкуп.
Я разразился целым потоком ругательств, какие использовали блаженные братья в монастыре, если думали, что их никто не слышит.
— Если бы я не был так пьян, я бы возможно что-то заметил. Она говорила о своем отце.
— Что она сказала? — пролаял Вийон.
— Я не знаю точно. Мой череп… — я схватился за мои стучащие виски, усиленно пытаясь припомнить.
Вийон дал итальянцам знак. Томмазо и Аталанте схватили меня и потащили в большой бочке с водой, в которой кузнецы закаливали свое раскаленное железо. Прежде чем я еще что-то понял из того, что со мной произошло, они окунули меня головой в бочку.
Вода вокруг меня! Я хотел глотнуть воздух и глотнул сырость. Вийон, старый потаскун, хотел утопить меня в наказание?
Наконец, они вытащили меня из бочки, но только, чтобы после краткого перевода духа снова окунуть.
Потом, наконец, когда я уже больше не смел надеяться, вернулись свет и воздух, свежее дыхание!
Я скорчился на полу, прислонившись спиной к бочке, тяжело переводя дыхание и выплевывая воду. Моя грудная клетка качала воздух, мои легкие дрожали. Волосы и одежда приклеились ко мне. Вийон, итальянцы и другие катары окружили меня, словно держали надо мной суд.
— Ваша голова прояснилась? — спросил Вийон, судия.