Касси была довольна собой. Наконец-то она самостоятельно приняла решение. И оно было совершенно верным. В конце концов, чем одна лошадь отличается от другой? Чарлз отличный учитель, а она хорошая ученица. Будь Чарлз здесь, она уверена, он одобрил бы ее решимость и сообразительность.

Но прошло еще полчаса, и ее уверенность начала таять.

Всякий раз, как она видела Брэдена верхом на Урагане, жеребец казался таким чутким, таким… управляемым. Но тут его будто подменили. Добсон поддержал стремя, Касси оказалась в седле и тут же поняла, что у нее будут серьезные проблемы. Горячему жеребцу не нравилось абсолютно все: как она держит повод, ее неуверенные команды, неуклюжая посадка. Но отступать было поздно, показав себя перед Добсоном столь властной и неустрашимой, Касси было неудобно покидать неуютное седло.

А надо было бы перебороть себя. Нервозность Урагана усиливалась, он вышел из повиновения. И чем больше раздражалась лошадь, тем больше терялась Касси. Она знала, что ни в коем случае не должна показывать растерянность и испуг, но и воспоминания об уроках Чарлза, и последние остатки мужества покинули ее в тот момент, когда она робко пришпорила Урагана, побуждая его перейти на медленную рысь, а он вместо этого с ходу вошел в широкий галоп.

Словно наслаждаясь непослушанием, — Ураган скакал быстрее и быстрее, едва касаясь копытами земли, а Касси, опасаясь за свою жизнь, прижималась к его шее и цеплялась за гриву. Какже его остановить? В панике, она пыталась вспомнить советы Чарлза. Но никаких идей так и не пришло ей в голову. Бессознательно, не задумываясь, она откинулась назад и как могла резко натянула поводья.

Это была роковая ошибка.

Ураган неодобрительно заржал, замотал головой, пытаясь освободиться от рвущих губы поводьев, и резко встал на дыбы. Касси кубарем полетела на землю, а он, проявив такую бесцеремонность, не оглядываясь, задал стрекача.

Несколько минут Касси лежала недвижно, приходя в себя. Кружилась голова, земля под ней, жесткая и холодная, покачивалась. Через некоторое время Касси ощутила траву под руками и порадовалась, что там, куда она упала, не было крупных камней. Осторожно повернувшись, она села, подвигала руками, ногами, шеей, проверяя, все ли цело. Но, кроме шишки на затылке и нескольких болезненных ушибов, которые наверняка отольются в шикарные синяки, все было в порядке.

Чего, к сожалению, нельзя было сказать о ее наряде. Изящная амазонка разорвалась и клочьями висела на плече, обнажив кожу, заляпанную грязью и травяной зеленью, в волосах запутались травинки, и она могла поспорить, что по ее лицу никто бы не признал ее за герцогиню Шербургскую. Она представила себе торжественный раут: ее представляют собравшимся, но никто не хочет верить, что именно эта оборванка и есть ее светлость. С кислой улыбкой она поковыляла к дому. Гордость ее была уязвлена.

У парадного подъезда Шербурга стояла незнакомая карета, по ее отделке Касси поняла, что хозяин кареты — человек весьма почтенный. А еще она почувствовала легкое облегчение. Ведь это означало, что Сирил сейчас занят гостем, и это даст ей возможность незаметно пробраться в свою спальню и скрыть следы ужасного инцидента. И, следовательно, ей не придется рассказывать о печальном событии, столь позорном для нее. Сирил как в воду глядел, призывая ее быть осмотрительной в седле, но она не вняла его предостережениям. Он и так вскоре узнает о случившемся. Без сомнения, Добсон разнесет весть о ее идиотском поведении по всему дому. Но к тому времени, как все узнают об этом, она будет хотя бы в пристойном виде, и это не будет так огорчительно.

Проскользнув в двери, Касси направилась к лестнице через беломраморный холл. Где-то тут должен был быть Перкинс, но Касси учитывала, что он обожает ее и не захочет срамить. Только бы добраться до лестницы, и все будет в порядке.

Но вдруг дверь библиотеки распахнулась.

— Мне очень жаль, что мы не застали Брэдена, но я рад, что встретился с вами, Сирил. — Джентльмен весьма почтенного вида вместе с прекрасной белокурой молодой женщиной вышли в холл и остановились буквально в двух шагах от того места, где застыла Касси.

— Я представляю себе, как он огорчится, когда узнает, что вы навещали его, Уильям, — ответил ему Сирил, выходя следом.

И в этот момент все трое увидели Кассандру.

— Кассандра? — Сирил был ошеломлен, он не желал верить собственным глазам. — Что с вами стряслось?

Ах, как хотелось бы ей провалиться сквозь землю в этот же миг, не сходя с места.

— Я не удержалась на лошади, — ответила она, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Я ушиблась, но теперь уже в порядке.

Она видела, как меняется лицо Сирила, — вот он испуган, вот ощутил неловкость за нее перед гостями, и наконец уже не может сдержать осуждающего взгляда. Он смутился и закашлялся, бросая быстрый взгляд на седовласого мужчину, который застыл в неудобной позе с открытым от удивления ртом.

— Да, понятно, — нерешительно произнес Сирил. — Что ж, несмотря ни на что, я должен представить вас нашим гостям. Познакомьтесь — Уильям Девон, герцог Ламборгский, а это его дочь, леди Эбигейл Девон. Его светлость — деловой партнер Брэдена. И уже очень давно мы дружим домами.

Имя Уильяма Девона было знакомо Касси. Для Брэдена партнерство с ним имело большое значение. Видимо, именно поэтому Сирил с трудом сдерживал раздражение, так что позволил себе не назвать ее по имени при знакомстве. В ней. тут же взыграло самолюбие, усиленное гневом и болью от ушибов.

— Ваша светлость, приятно познакомиться с вами. Брэден много говорил о вас. — Касси решительно вскинула взлохмаченную головку и подошла, протягивая ему руку для поцелуя. — Я супруга Брэдена Кассандра.

Пожилой мужчина едва заметно поднял брови, изучая незнакомую потрепанную девушку. Значит, из-за этой красотки Брэден решил расторгнуть помолвку с Эбигейл. Он прищурился, внимательно вглядываясь в измазанное лицо Касси. Уильям прожил на этом свете полвека и из них тридцать пять лет провел в объятиях очень привлекательных и желанных женщин, и его не могла ввести в заблуждение грязь на ее лице и одежде. Эта молодая женщина отвечала на его бесцеремонное разглядывание таким открытым и приветливым взглядом, такая нетронутая природная чувственность лучилась из невинных глаз цвета полуденного моря, что Уильям не мог устоять перед ее безоговорочным очарованием.