Найденные в захоронениях изделия из стекла представлены главным образом бусинами, однако были обнаружены и две великолепные стеклянные чаши: одна, якобы извлеченная из гробницы императора Анкана, правившего в эпоху Токугава в 534-535 годах нашей эры, а до того принадлежавшая Сайриндзи, почти идентична чаше из захоронения императора Нинтоку (рис. 59). Поскольку по происхождению ни одна из них не может быть японской, в поисках возможного места ее создания представляется необходимым обратить внимание не только на ближайшие страны континента, но и на более отдаленные места — например на Византийскую империю. Самое древнее в Японии стекло было найдено в Сугу и Микумо в одной ассоциации с кувшинными захоронениями, оно датируется примерно I веком до нашей эры или нашей эры. Это были целые бусины и их фрагменты. В эпоху Яёй появились другие изделия из стекла, в том числе магатамы. Учитывая то, что магатамы имели ценность только в Корее и Японии, напрашивается вывод, что их не могли делать где-то далеко. Возможно, уже к началу периода могильных курганов стекло изготавливали в.Японии из импортного китайского сырья; напомним — на этот момент в Китае была уже давно известна одна из разновидностей свинцового стекла. Из встречающихся в захоронениях стеклянных изделий обращают на себя внимание предметы, где участки разноцветного полосатого стекла заключены в круги стекла другого цвета. Тем не менее, кажется совершенно невозможным, что техника шлифовки стекла и резки по нему достигла такого высокого уровня, чтобы позволить изготовить чаши Анкана и Нинтоку. Нет сомнения, что они свидетельствуют о связях Японии с отдаленными государствами на уровне посланников.

Местные ремесленники обычно быстро начинали производить на месте товары по образцу заграничных, однако в случае с зеркалами было иначе. Дело в том, что совершенно непонятная японцам чужеземная символика и та поначалу неоднозначная роль, которую играло зеркало в религиозной практике, могли выступить в качестве сдерживающих факторов, препятствующих местному производству зеркал. В течение трех столетий Китай удовлетворял потребность Японии в этом товаре, а когда под влиянием буддистских верований зеркал там стали делать меньше и, соответственно, сократилось их поступление в Японию, местные мастера были вынуждены компенсировать их нехватку. Это произошло примерно в середине III века, в то время, когда племенной клан Ямато стремился укрепить свои позиции, поэтому началом производства зеркал японцы, возможно, обязаны именно этому клану, покровительницей которого была богиня Солнца. В этот период зеркало, до того момента имевшее особую важность только для группы Кинки, так как она считала его символом Солнца, стало символом лояльности.

Прототипами изображений на большинстве японских зеркал были давно и хорошо знакомые по даосизму божества и священные животные, духи которых обрели форму во времена правления династии Хань и чьи воплощения сохранились с некоторыми вариациями до времени государства Вэй. Незначительные отличия в Японии заключались в объединении трех или четырех символов, причем последние утратили все свои характерные признаки и стали аморфными и похожими на червей, за счет чего приобрели еще большую таинственность (фото 91). Вероятно, следует упомянуть и о тех случаях, когда зеркала, отлитые в одной форме, потом находят в одной гробнице или в гробницах по соседству. Сразу же возникают вопросы о центре производства, контроле за распространением, о том, не были ли зеркала переданы кому-то в качестве дара и являются ли они свидетельством признанной власти.

Возвращаясь к китайским зеркалам, скажем, что в той части хроник «Вэй Ци», где описываются события 239 года нашей эры, есть отрывок, посвященный народу Японии. В нем и идет речь о том, как передавались зеркала. Хроники утверждают, что Пемифу (по японской терминологии, химеко, — общепринятое название женщины-правительницы), королева Яматай (Ямадай) преподнесла императору государства Вэй много даров, а в качестве ответного дара ей была прислана сотня бронзовых зеркал. Имеющиеся в рассказе неточности усиливают сомнения относительно местонахождения Ямадай. Фонетическое сходство с названием Ямато вполне очевидно, и сторонники точки зрения, что на самом деле Ямадай — это Ямато, утверждают: путаница связана с тем, что летописцы Вэй хорошо знали только Западную Японию и поэтому отождествили одну из местных правительниц — среди правителей, судя по всему, были и женщины — с верховным владыкой равнины Ямато. Те, кто считает, что Ямадаи находится на острове Кюсю, отмечают, что, согласно историческим анналам, в Ямато правила только одна императрица — Дзинго. Годы жизни этой императрицы, которые указывает традиция, не противоречили бы хроникам, однако фактически она жила на 150 лет позже, поэтому и хронология Вэй этого периода представляется более приемлемой. Получается, что все аргументы «за» — на стороне тех, кто ставит знак равенства между Ямадай и равниной Ямато, ведь многие упоминаемые в китайских хрониках детали могут относиться только к столице достаточно густонаселенной местности — например Кансая.

Японские зеркала часто имели весьма внушительные размеры и находились в захоронениях в больших количествах. Как говорят, вместе с зеркалом с изображениями четырех зданий во вскрытой в 1881 году гробнице было обнаружено 35 других зеркал. В захоронении Синъяма были найдены 23 зеркала, в том числе три со знаменитым орнаментом тёккомон (фото 90). Две явно фальшивые надписи на одном из четырех зеркал типа TLV из данной гробницы в определенной степени подтверждают то, что содержимое могильника относится, скорее всего, к концу IV или началу V века; эти зеркала воспроизводят малопонятный и вышедший к тому моменту из употребления вид изделий (фото 88). К V веку появляются поражающие воображение усовершенствования континентальных образцов изделий, и наиболее удивительным и характерно японским является в этом смысле зеркало из префектуры Гумма, на котором изображены люди с мечами и щитами. К сожалению, оно и зеркало с четырьмя зданиями были найдены довольно давно и отчеты об обстоятельствах их обнаружения отсутствуют. Тем не менее, они — по крайней мере последнее, где даже сохранились остатки ткани, в которую оно было завернуто, — не похожи на подделки. С меньшей уверенностью можно утверждать то же самое в отношении зеркала с изображением фигур охотников. Весьма необычны и его зеленое, как глазурь, покрытие и само изображение (фото 92). Обращает на себя внимание тот факт, что на зеркале все мужчины — левши (они держат щит необычной формы в правой руке) и, хотя традиционно изображение на нем называют сценой охоты, самих охотников, похоже, совершенно не интересует добыча — олень. Щиты представляются излишне тяжелой и бессмысленной ношей во время погони за зверем, да и для танца перед началом охоты на столь миролюбивое животное, как олень, тоже. Люди показаны анфас, а их расставленные, как у лягушки, ноги — в профиль; угрожающе занесенные мечи производят впечатление обоюдоострых. В целом сценка напоминает традиционный танец. Круги и параллельные линии, заполняющие свободное пространство, бугорки и отделяющие части рисунка полосы в нескольких случаях образуют своеобразные косички. Во внутреннем круге виден сосуд с расширяющейся кверху горловиной. Безусловно, народа, все представители которого были бы левшами, никогда не существовало, иначе китайские летописцы наверняка оставлили бы упоминания о нем. Судя по всему, отливавший зеркало мастер не очень внимательно отнесся к работе и не перевернул изображение таким образом, чтобы получилась правильная картинка. Несмотря ни на что, трудно отказаться от мысли, что на зеркале изображен магический ритуальный танец, предшествующий охоте. Тем не менее, это объяснение представляется не слишком состоятельным. Однако после всестороннего детального анализа изображения почти фарсовый характер вполне правдоподобной сцены едва ли можно объяснить простой некомпетентностью изготовившего зеркало мастера.

Почти 60 зеркал известного происхождения с прикрепленными к ним колокольчиками являются наглядной демонстрацией того, как континентальные изделия прижились и видоизменились в Японии под влиянием местных условий (фото 87). Анализируя находки, Р. Моримото обнаружил, что подавляющее большинство этих артефактов поступило из региона центральных гор, чуть меньше — с равнины Канто и из Токая, еще меньше — с равнины Ямато. В регионах вокруг побережья Внутреннего Японского моря зеркала встречаются редко; судя по сообщениям, два зеркала были найдены на острове Кюсю. Приблизительно такова же и схема распределения браслетов с колокольчиками. На зеркалах в основном по пять колокольчиков, однако в остальных случаях их число обычно зависит от размеров зеркала и может быть как четным, так и нечетным. Колокольчики делали на зеркалах с любым рисунком, иногда даже с китайскими мотивами. В целом, говоря о воинственном среднем этапе периода могильных курганов и позднем этапе этого периода, можно сказать, что зеркала — это одна из составных частей культуры пересевшего на коня мелкопоместного дворянина первой половины позднего этапа. При этом следует отметить, что распределение мест обнаружения зеркал не полностью совпадает с местами обнаружения конской упряжи.

Керамика Хэйдзи местного изготовления периода могильных курганов получила свое название благодаря древним хроникам, в которых слово «хэйдзи» использовалось для обозначения людей, работавших с глиной. Соответственно, слово «хэйдзибэ» означало гильдию гончаров. Поскольку, как складывается впечатление, потребность в керамических изделиях Хэйдзи была значительно меньше, чем в изделиях Суэ (другом типе керамики протоисторического периода), и поскольку она в большей степени отвечала национальным традициям, керамика Хэйдзи, в противоположность церемониальной Суэ, совершенно не похожа на однообразные изделия массового производства. Хэйдзи — это красная керамика, прямая наследница аналогичной керамики эпохи Яёй; обычно она лишена какого-либо декоративного оформления, а сосуды имеют довольно ограниченное количество форм, причем большинство из них с круглым дном (рис. 60). Довольно редко встречаются сосуды с процарапанным рисунком, однако есть и один уникальный пример декорирования изделий — это сосуд с лепным изображением головы человека (рис. 60, е). Возможно, это говорит о том, что даже керамика Хэйдзи могла использоваться в церемониальных целях — в пользу этого предположения говорят и обстоятельства обнаружения данного сосуда: он был найден под камнями в таком месте и положении, которые указывали на его преднамеренное захоронение. Внутри сосуда сохранилась шелуха от рисовых зерен; внешняя поверхность изделия покрыта красной краской.

Трудно точно определить, где и когда керамика эпохи Яёй превратилась в керамику Хэйдзи — вероятно, это произошло в период расцвета группы Кинки и, скорее всего, в то время, когда гончаров одного региона организовывали в гильдию и приказывали заниматься изготовлением конкретного вида изделий. Ранняя керамика Хэйдзи очень похожа на керамику позднего периода эпохи Яёй, она отличается от последней только отсутствием декоративного оформления поверхности и изменившимися формами. Пик производства сосудов Хэйдзи пришелся на V век, и затем, по крайней мере до VIII века, производство сохранялось на таком же уровне. За этот период керамика Хэйдзи попала даже в такие отдаленные регионы на севере, как южная часть острова Хоккайдо. В различных регионах керамика часто получала разные названия: так, на равнине Канто ее чаще всего называли Идзуми.