— Марвелл, чего эти черти всполошились? Может, они сдуру решили, что пришло время обеда?

— Так ведь позавчера они уже отобедали, — лениво перекидывались словечками тюремщики, недовольные тем, что в такую темень им пришлось продрать глаза.

— Эй вы, нечестивые крысы! Угомонитесь или велю заковать всех в кандалы, а потом уж отведать моей железной палки, — сиплым голосом возмущенно заорал Марвелл, длинный, сухой и скрюченный, как указательный перст молящегося монаха.

— Эй, почтенный сударь, не гневайтесь на этих несчастных бродяг, — закричал Гэкхем, расслышав шаги приближающихся тюремщиков. — Выслушайте меня.

— Чего тебе нужно, негодяй? — вскипел Марвелл, уставившись на тяжелую дверь с таким видом, как будто она сама заговорила.

— Почтенный сударь, не гневайтесь, выслушайте мою просьбу. Я человек простой, ни в чем таком ни перед королем нашим славным Джоном, ни перед шерифом нашим Реджинальдом не замешанный. Я человек смирный, смилуйтесь надо мной, — Гэкхем сделал паузу.

— Это мне все неинтересно. Говори, что ты хочешь? — позевывая, обратился к запертой двери Марвелл. Упоминание имени гостившего в замке короля немного смягчило его нрав.

— Сударь, дело в том, что мне никак нельзя оставаться здесь. Христом богом молю, сударь, переведите меня в любую другую темницу. Эти прожженные бестии, мои соседи, заставили меня играть с ними в кости и обобрали меня как липку. А теперь они говорят, что я должен им жизнь! Сударь, пока я еще не сплю, я отпугиваю их, но послушайте, усталость валит меня с ног. Я не спал уже две ночи. Они задушат меня, как только мне удастся сомкнуть глаза. Сударь, я ведь честный человек, не губите!

Брат Фогерти, услыхав такие слова Гэкхема, едва не покатился со смеху.

— Это мне все неинтересно, олух несчастный! — снова воскликнул Марвелл и повернул восвояси.

— Сударь, куда же вы, не оставляйте меня! Я вам заплачу! У меня есть с собой золотые, правда! Матушка моя зашила их мне в кушак, уже давно. Правда, их немного, всего двадцать пять штук… — Двое удалявшихся надсмотрщиков переглянулись. — Иначе эти мерзавцы припрячут монеты, а мне-то уже что, меня зарежут, ах ты, господи! — войдя в раж, запричитал Гэкхем.

Марвелл, который был за старшего, вместе с помощником вернулся к говорящей двери.

— Так, говоришь, ни в чем таком перед королем нашим Джоном не замешанный? А ну-ка, — второй тюремщик отодвинул заслонку небольшого глухого окошка, находившегося на уровне лица человека среднего роста. Длинный Марвелл сгорбился в три погибели и заглянул в оконце. Он посмотрел на покрытое семидневной щетиной лицо Гэкхема, не очень-то похожего на «ни в чем не замешанного доброго крестьянина».

«Ну и образина», — засомневался было Марвелл, но отступать уже было поздно.

— Отойди-ка чуть-чуть, — приказал Марвелл. — Постучи кушаком об пол.

Гэкхем, угодливо заглядывая в глаза тюремщику, чуть отступил от окошка.

— Все остальные — к дальней стане, добавил Марвелл и, чтобы убедиться, что его приказ выполнен, заглянул внутрь слабо освещенной темницы, неосторожно приблизив лицо к самому окошку.

Тень старшего Фогерти, который все это время оставался невидимым, поджидая за дверями, с лезвием в руках, быстрее молнии метнулась к неосторожному Марвеллу. В следующий миг схваченный рукой за горло тюремщик захрипел, призывая на помощь своего компаньона.

Окошко в массивной двери было более чем узким, но и этого хватило хитрому Гэкхему, чтобы умелой рукой метнуть в стражника тонкое и острое лезвие. Оно вонзилось ему в грудь, и тюремщик опустился на пол у противоположной стены. Марвелл попытался было кликнуть на помощь солдат, дежуривших в противоположном конце коридора, но увесистый кулак Гэкхема заставил его надолго замолчать.

К несчастью, лишившийся чувств тюремщик выронил ключи. Теперь они, такие близкие и такие необходимые, лежали на полу прямо под ногами Гэкхема и Фогерти, но их разделяла непреодолимая дверь.

А тем временем шум начавшейся атаки Робина проник уже в тюремные коридоры. С минуты на минуту здесь могли появиться солдаты из внутренней охраны, и тогда надежда на спасение собственными силами сводилась к нулю.

Медлить было некогда: младший Фогерти, Том, как самый тонкий и юркий, попытался поддеть ключи мотком тонкой бечевы, но это не удалось. Толстый Блу, которого такие события растормошили и вернули к жизни, предположил, что к бечеве стоило бы привязать наконечник пущенной Робином стрелы. Через минуту ключи были уже подцеплены с пола и осторожно, на весу, подняты к окошку. Затем Том, протянув руку как можно дальше вниз, добрался-таки до скважины замка и вставил в нее ключ…