— Думаю, это не имеет никакого значения, — ответил лорд на просьбу Эмили. — Она тогда просто велит мне убраться с ее глаз, если я предприму в отношении нее что-нибудь подобное.

— Значит, ты откажешься от своего правила? — с надеждой спросила миссис Гастингс.

— Я этого не сказал. В конце концов, я должен быть уверен и боюсь, что все не так просто.

Эмили вздохнула.

— Ты просто невыносим! Должна предостеречь тебя, что, подвергнув Шарлотту Эмберли проверке, ты совершишь тяжелую ошибку. Насколько мне довелось разобраться в ее характере, это ей не понравится.

— Она об этом и не узнает, — возразил Стоунлей. — Я не собираюсь помещать в «Тайме» объявление о своих намерениях. Она даже не успеет понять, как все испытание закончится. Если ты, конечно, не предупредишь ее.

— Ты же знаешь, что я этого не сделаю. Но есть другие, которые поймут и сообщат Шарлотте.

Стоунлей удивился.

— О ком это ты говоришь?

— Не могу сказать с уверенностью, возможно, леди Перселл… она знает тебя дольше всех. Но ведь ты понимаешь — стоит тебе поднять бровь, как тут же множатся слухи. Твой интерес к Шарлотте уже у всех на устах, особенно среди прислуги… И ты знаешь, что это означает. Когда сплетничают слуги, то совершенно ясно — либо скандал, либо свадьба.

— Понятно, — отозвался Стоунлей. — Хотя, полагаю, мне глупо притворяться удивленным. Болтовня последних дней не могла не дойти до меня.

Эмили рассмеялась.

— Не сомневаюсь.

— А что думает полковник? Одобряет?

— Он считает, что она слишком хороша для тебя, и я согласна.

— Негодница.

— Что ж, не стану давать тебе больше никаких советов, только постарайся со всеми своими умными затеями не упустить птичку.

— Может, на этот раз я ее удержу, — нахмурившись, произнес Стоунлей.

— Это я и хотела услышать. Кроме того, ты уже достаточно узнал ее. Шарлотта необыкновенная девушка. Она заменила маленькому Генри мать, когда та умерла. Одно это красноречиво говорит о ее натуре. Вдобавок, ее интересы настолько далеко лежат от выгоды и стяжательства, что подвергать ее испытанию кажется нелепым.

Но Эмили не только не убедила лорда своими доводами, а лишь разожгла в нем желание довести дело до конца. Она упомянула о Генри, что вызвало в Стоунлее рой сомнений. Шарлотте должно быть известно, что наследство Генри потихоньку утекает в азартные игры сэра Джона. Может, стяжательство и есть главная забота?

Нет. Он поступит, как поступал много раз с тех пор, как Эмили вышла замуж за своего полковника. Хотя бы для того, чтобы раз и навсегда выяснить, не идет ли Шарлотта на поводу у своего отца.

29.

Следующим вечером Шарлотте представилась возможность, которую она долго ждала — сэр Джон остался дома. Когда она убедилась, что он удобно устроился, вытянувшись на греческой кушетке, обитой бело-золотым шелком, когда собственноручно налила отцу его любимой мадеры, сыграла для него на пианино несколько прелюдий Баха, — только тогда Шарлотта взяла табуреточку и села рядом.

— Ты очень славная девочка, Шарли. — Улыбаясь, Эмберли глядел на нее с любовью. —

Но я знаю тебя не первый год — ты никогда не проявляешь ко мне подобной доброты, какую ты обрушила на меня сейчас, если не преследуешь некой цели. Ты хочешь, чтобы я послал Стоунлею извинение за то, что набросился на него в Лонгревзе? Я уже сделал это. Попросил прощения у лорда Перселла. Не знаю, что на меня нашло — схватился за шпагу, как какой-то турок. Кстати, рад слышать, что Мод выздоравливает.

Отец Шарлотты удивил ее. Она ожидала от него воинственного настроя, возражений, но не смирения и приветливости. Она засомневалась, было в его искренности, но глаза сэра Джона светились теплом, и девушка поняла, что никакого подвоха тут нет.

И не стала притворяться.

— Папа, мне очень нужно кое-что узнать у тебя, — начала она, положив ладонь на тонкую черную ткань его рукава и мягко сжав руку отца. — Ты помнишь, как мы ехали в Лонгревз и ты был ужасно расстроен вмешательством Стоунлея в твои дела?

— Да, и что? — спросил Эмберли. — Значит, ты хочешь поговорить о лорде?

Шарлотта набрала в легкие побольше воздуха и отвела взгляд от лица отца.

— Можно так сказать, — проговорила она. — Но если быть точнее, я хочу, чтобы ты рассказал мне о… об Элизабет.

Только теперь она снова посмотрела на сэра Джона. Его реакция последовала незамедлительно. Он уронил бокал с вином, отчего по бело-золотой кушетке расплылось темно-красное пятно. Отец Шарлотты моментально выхватил из кармана сюртука белый батистовый платок и торопливыми движениями принялся промокать его. Куда делись его благодушное настроение и вальяжная поза.