В это время Бадалия, выдержав ежедневную вечернюю схватку с матерью Ласкар-Лу, была теперь у себя в комнате. На все самые язвительные упрёки, какие только может придумать язык обитательниц Геннисон-стрит, старуха, уличённая в сотый раз в воровстве съестного, посылаемого из сострадания несчастной калеке, только хихикала в ответ и возражала:

— А вы думаете, что Лу никогда в жизни не обманывала мужчин? Да она и помирает от того, что слишком много возилась с ними. Я! Да я ещё лет двадцать проживу!

Бадалия хорошенько встряхнула её больше из принципа, чем в надежде излечить её, и вытолкнула на улицу, где старуха свалилась, как сноп, на мостовую, призывая всех чертей на голову Бадалии.

И один из них явился по её зову в образе мужчины с очень бледным лицом, который обратился к ней, назвав её по имени.

Тогда мать Ласкар-Лу вспомнила. Это же был муж Бадалии, а возвращение мужей всегда сопровождалось на Геннисон-стрит потасовками.

— Где моя жена? — спросил Том.

— Она у себя наверху, ступай к ней, — отвечала старуха, свалившись набок. — Вы вернулись за ней, Том?

— Да. С кем она связалась, пока меня не было?

— Со всеми попами в приходе. Она стала такая, что вы её и не узнаете.

— Подлая она!

— О да. Она теперь снюхалась с сёстрами милосердия и с попом. А он даёт ей деньги — целыми фунтами каждую неделю. И за это она живёт с ним — уже несколько месяцев. Нет ничего удивительного, что вы не хотели с ней жить и бросили её. Она выбросила меня с лестницы на улицу, чтобы я тут валялась и издыхала, как собака!

— Она все в той же комнате? — спросил Том, перешагнув через старуху, которая рылась в щелях мостовой, ища какой-нибудь добычи.

— Да, но она стала такая красивая, что вы её не узнаете.

Том поднялся по лестнице, а старая леди захихикала ему вслед. Том был раздражён. Теперь на некоторое время Бадалия не будет в состоянии угощать пинками других людей и входить в комнату как раз тогда, когда присылалась пища для больной.

Бадалия, уже полураздетая на ночь, услышала хорошо знакомые шаги на лестнице. И прежде чем он толкнул ногой в дверь, как он это делал обыкновенно, она успела передумать обо многом.

— Том вернулся, — сказала она сама себе. — И я этому рада, несмотря на попа и на все остальное.

Она открыла дверь и окликнула его по имени.

Но мужчина оттолкнул её от себя.

— Не нужно мне этих поцелуев и лизанья. Надоело мне все это, — сказал он.

— Я вас не так часто целовала эти два года, чтобы успеть вам надоесть.

— Меня целовали женщины получше вас. Деньги есть?

— Есть немного, очень немного.

— Это — ложь, и вы это хорошо знаете.

— У меня нет своих. О, Том, к чему говорить о деньгах в первую же минуту возвращения? Вы не любите Женни? Я так и знала, что вы её не любите.

— Молчите лучше. Найдётся же у вас столько, чтобы человек мог выпить в своё удовольствие?

— Вам не следует больше пить. Вы и так пьяны. Вам надо лечь в постель, Том.

— У вас?

— Ну, да — у меня. Чем я хуже Женни?

Говоря это, она протянула к нему руки. Но хмель ещё крепко держал Тома.

— Это не для меня, — сказал он, прислонившись спиной к стене. — Вы думаете, я не знаю, как вы вели себя с тех пор, как я ушёл?

— Спросите, кого хотите! — с негодованием возразила Бадалия. — Кто посмеет что-нибудь сказать обо мне?

— Кто посмеет? Да все говорят. Я только пришёл сюда, как уже узнаю, что вы с попом неизвестно где. Что нужно от вас попу?

— Поп всегда бывает здесь, — поспешно отвечала Бадалия.

В эту минуту она думала о чем угодно, только не о священнике. Том важно уселся на единственный стул, стоявший в комнате. Бадалия продолжала свои приготовления ко сну.

— Хорошенькое это дело, — сказал Том, — говорить своему законному мужу, — я ведь заплатил пять долларов за обручальное кольцо. Поп всегда здесь, а? И вы при этом так же невозмутимы, как медная кастрюля! Да есть ли у вас стыд? Может быть, он и теперь под кроватью?

— Том, вы совершенно пьяны. Мне нечего стыдиться.

— Вам! Да вы даже не знаете, что такое стыд. Но я пришёл сюда не для того, чтобы молиться с вами. Отдайте мне то, что он вам дал, и тогда я оставлю вас в покое и пойду к Женни.

— У меня нет ничего, кроме нескольких медяков и одного шиллинга или что-то в этом роде.

— А почему же говорят, что поп даёт вам по 5 фунтов в неделю?

— Кто это говорит?

— Мать Ласкар-Лу, она лежит там на мостовой, но она честнее, чем вы когда-либо были. Дайте мне денег!