Но Бабочкина от радости не замечала никаких недоразумений.

– Наконец-то у меня появился покупатель! – воскликнула она, буквально бросаясь к Любе. – Пойдемте, пойдемте, вы сейчас сами все увидите! Я как раз тоже иду домой, вы чудом меня застали в музее… Можно сказать, со вчерашнего дня я здесь уже не работаю, но все еще прихожу по старой памяти. Пойдемте, что же вы?

Но Люба все еще колебалась: а вдруг она встретится в квартире с Павлушей? И что тогда ему скажет? Извините, захотелось взглянуть на ваше семейное гнездышко: как живете, что жуете?

Да и денег к тому же у нее все равно не было. Зачем людям напрасно морочить голову?

– …Даже не сомневайтесь, вы наверняка что-нибудь для себя подберете, – по-своему поняла ее замешательство Бабочкина. – На ваш выбор – шкаф, стол, полки, книги, сервизы. Да все, что угодно. Я продаю все, абсолютно все. Пойдемте, я вас очень прошу. Ну, пожалуйста…

Еще немного, и она начала бы жалобно хныкать, как маленькая, капризная девочка. Только почему-то с седыми волосами.

– Но у меня нет с собой крупных денег, – призналась Люба. – Я хотела просто так, сначала посмотреть.

– Вот и посмотрите, ангел мой, выберете все, что вам понравится, а деньги завтра принесете. Зато у меня душа будет спокойна, что мне хоть что-то удалось продать и сдвинуть дело с мертвой точки. Кто знает, может быть, благодаря вам, ангел мой, сегодня ночью я наконец-то впервые засну без снотворного.

И Бабочкина умоляюще схватила Любу за руку – как бы та не убежала.

– Шурочка, вы сегодня уже не вернетесь? – с улыбкой поинтересовалась смотрительница, когда Бабочкина повлекла Любу к выходу.

– Возможно, я сюда уже больше никогда не вернусь, – весело ответила в дверях жена Павлуши. – Когда устроюсь в Питере, я вам непременно напишу. Желаю вашему внуку успешно сдать экзамены.

На улице они познакомились Жену Павлуши звали Александрой Борисовной, и ей на редкость подходило это легкое имя – Шурочка.

У Шурочки была быстрая походка, так что Любе пришлось бежать за ней почти бегом. Сумка через плечо, узкие брючки, распахнутая куртка, развевающийся на ветру шелковый шарф… Казалось, Шурочка не шла, а летела по городу, едва не сбивая с ног встречных прохожих.

К тому же на улице она первым делом закурила и, опасно размахивая в воздухе сигаретой, продолжала на ходу описывать, какие несметные сокровища ожидали Любу в нескольких кварталах отсюда.

Можно было подумать, что они шли осматривать не обыкновенную квартиру, а царскую резиденцию.

– А почему вы сказали, что больше никогда не вернетесь в музей? – спросила Люба, чтобы как-то поддержать разговор.

– Навсегда уезжаю. В Ленинград – это город моего счастья. Когда-то я там училась, – ответила Шурочка.

«Так вот почему Павлуша представил меня «искусствоведом из Питера», – вспомнила Люба. Видимо, отъезд жены ни на минуту не выходил у него из головы.

– Перебираетесь к детям?

Уж что-что, а строить из себя наивную дурочку Люба всегда умела.

– У меня нет детей, – пояснила Шурочка. – Но вообще-то можно сказать, что – к детям. Только не к своим. Я выхожу замуж за человека, у которого пятеро детей.

– Ого! Не многовато ли? – не удержалась Люба от глупого восклицания.

– Ничего, ничего, поначалу все удивляются, когда узнают. Но лично я не вижу в этом ничего особенного и тем более смешного, – весело пыхнула сигаретой Шурочка и сама же первая рассмеялась. – Главное, что я выхожу замуж за любимого человека, а все остальное – мелкие детали. Этого момента я ждала… ну, в общем, очень, очень много лет.

Люба покосилась на седой ежик на голове у своей спутницы и попыталась догадаться, какую цифру Шурочка не стала говорить вслух.

По всей видимости, очень, очень даже кругленькую.

– Скажите, ангел мой, только скорее, какие вы любите пирожные? – вдруг спросила Шурочка, останавливаясь возле дверей магазина.

– Заварные, но мне не на…

Но Люба не успела договорить, потому что Шурочка уже исчезла в дверях магазина и скоро выбежала с пакетом, в котором были и заварные пирожные, и кольца с творогом, и трубочки с кремом, и еще какие-то ватрушки.

– Не могу жить без сладкого, – пояснила она, запихивая пакет с пирожными в свою безразмерную наплечную сумку. – Ведь я, ангел мой, совершенно не умею ничего готовить. В основном я питаюсь печеньем, пряниками и конфетами. А по праздникам покупаю себе еще шоколад и пирожные. Да, и халву, конечно, арахисовую. В таких квадратных коробочках. Ангел, мой, как я могла забыть про халву?

Она так много и быстро говорила, как будто последние десять лет просидела где-то в одиночной камере и теперь никак не могла наговориться.