Выполнить такие работы одиночка не мог. Уже в шестнадцатом веке они требовали королевского бюджета.

Да и Галилей нуждался в господдержке – вспомним имя, данное им спутникам Юпитера, – Медицийские звезды, в честь тамошнего суверена.

Телескопы долго, до конца девятнадцатого века, были по карману отдельным людям. Правда, к концу этого времени, лишь богатейшим меценатам – риэлтеру Лику, построившему обсерваторию Калифорнийского университета с 36-дюймовым рефлектором, трамвайному магнату Йерксу, благодаря которому Чикагский университет обзавелся рекордным 40-дюймовым рефрактором.

Фонд Хукера, лос-анджелеского бизнесмена, приобрел для обсерватории Маунт Вилсон 100-дюймовый рефлектор. Именно на нем Бааде выполнил наблюдения внегалактических туманностей.

И последним объектом благотворительности был 200-дюймовый телескоп обсерватории Маунт Паломар, оплаченный фондом Рокфеллера.

Дальше астрономия стала государственной.

Естественно, государственным был и советский шестиметровый БТА, долго удерживавший звание крупнейшего телескопа в мире.

И вряд ли мы сильно ошибемся, если предположим, что самыми эффективными миссиями американских челноков были те, что связаны с телескопом Хаббла. Его вывод на орбиту. Ремонт. Модернизация и обслуживание. Затраты, посильные лишь сверхдержаве. И поток ценнейшей научной информации.

«Ум человеческий имеет три ключа, всё открывающих: знание, мысль, воображение – все в этом».

Виктор Гюго

Вот старое советское определение. Политическая экономия – наука, изучающая общественные отношения, складывающиеся в процессе производства, распределения, обмена и потребления материальных благ, и экономические законы, управляющие их развитием в исторически сменяющих друг друга общественно-экономических формациях.

Политическую экономию следует разделять с экономической политикой. Вот, по бессмертным словам бывшего премьера, лапидарное описание экономической политики – «хотели как лучше». А политическая экономия описывает и объясняет, почему же в очередной раз «получилось как всегда».

…Дорогостоящие научные инструменты существовали и ранее. Скажем – телескопы. Когда-то их строили на пожертвования риэлторов и трамвайных магнатов. Но работали на них вполне в классическом стиле. Ведущий исследователь. Ассистент. Несколько дипломников «на подхвате».

А исследования Большой науки – это уже совсем иное качество. Их продукт – уже не статья или книга, пусть даже такая, как «Zur Elektrodynamik bewegter Kurper» («К электродинамике движущихся тел» Эйнштейна) или «On the Origin of Species» («Происхождение видов» Дарвина).

Результаты Большой науки – это отрасли. Не только науки, но и – техники, и – экономики. Большой экономики. Народного, национального, а то и глобального хозяйства.

И еще раз вернемся к различию экономической политики и политической экономии. Успешная экономическая политика осуществляется посредством директивных решений. Пусть волевых, но весьма удачных. С точки зрения ограниченного числа изначально сформулированных критериев.

Вот советские успехи в создании атомной отрасли.

Вот советские космические успехи.

Триумф плановой экономики – довольно отсталая страна выходит на самые передовые рубежи технологии.

А вот дальше…

Нет обратных связей, присущих рынку и гражданскому обществу. Самонастраивающиеся механизмы, описываемые политической экономией, не включаются.

ЦИТАТА

«Когда историки взглянут на ХХ столетие, они увидят его темами науку и технологию, они найдут памятники Большой науки – гигантские ракеты, ускорители частиц, исследовательские реакторы, – символами нашего времени, подобно тому, как они найдут Нотр-Дам символом Средних веков. <…> Мы воздвигаем наши монументы во имя научной истины, они же строили их во имя истины религиозной; мы используем Большую Науку для увеличения престижа стран, а они использовали храмы во имя городского престижа…»

Элвин Вайнберг, 1961

Казалось бы, атомная энергетика в СССР – гражданская дочка сталинско-бериевской Бомбы, – возникла и развивалась весьма эффективно. Но вот реакторы «чернобыльского типа» на АЭС были не результатом работы рыночных механизмов, а следствием директивных решений и изначально военного характера атомной отрасли. В результате мы имеем то, что имеем [Правда, изъятие в 1990-е из атомной энергетики не только амортизации основных фондов, но и заметной части зарплаты высококвалифицированного персонала, принесло отрасли ущерб явно не меньший. Зато дало возможность обогатиться многим посредникам… В нарушение ВСЕХ законов политической экономии. Но в соответствии с проводимой экономической политикой]. Аналогично – космическая отрасль и экспорт вооружений. Последний хоть и достиг в прошлом году шести миллиардов долларов, дает лишь ничтожную отдачу от средств, истраченных на структурную милитаризацию СССР, в том числе и на советскую Большую науку.

В общем, сколько бы ни потратили денег, сколько бы ни наняли персонала, какие бы большие приборы ни построили и какие бы латифундии ни отвели под лаборатории – Большой наукой это станет лишь тогда, когда окажет влияние на экономическую жизнь НАЦИИ В ЦЕЛОМ, а не на благосостояние отдельных ученых, чиновников, а главное – поставщиков оборудования и строительных подрядчиков вкупе с теми, кто получит «откаты».

Поэтому всегда важно знать, как Большая наука, ее результаты, успехи и провалы влияют на общество. Она ведь уже выросла до уровня политэкономии, то есть определяет судьбы ВСЕХ членов общества. На которых незримые манипуляции атомами, битами, а то и квантовыми состояниями могут теперь повлиять гораздо сильнее, чем плотины гидроэлектростанций индустриальной и термоядерные бомбы ранней научной эпох… Это именно тот аспект Большой науки, который больше всего должен интересовать общество, каждого его гражданина.