— В общем — да… но все это нуждается в проверке.

— Будете об этом писать?

— После проверки обязательно. У нас в агентстве мы как раз сейчас готовим «Коррумпированный Петербург-98».

— О-о-о-о… Когда же это будет?

— Скоро. Через два-три месяца. Максимум — четыре.

— Жаль, — говорит он тихо, видимо себе, а не мне.

— А что так?

Алексей смотрит на меня, но кажется — мимо.

— Два-три месяца, Андрей, я, скорее всего, не проживу. Фонарский и те люди, что стоят за ним, либо избавятся от меня, либо упекут на нары…

— Вы считаете, что это возможно?

— Еще как возможно, Андрей. Там ведь не дети. Они уже знают, что у меня есть эти копии. Фонарский и его помощничек, некто Семенов, уже провели контроперацию. Против меня фабрикуется дело. Семенов — страшный человек. Убийца.

— Фабрикуется? Но если ты чист…

— Андрей, ты ведь уже догадался, что я тоже сотрудник таможни. С десятилетним стажем. Какой, к чертовой матери, чист? Таможня — это такое болото…

Алексей махнул рукой, рассыпал пепел по скатерти.

— Просто… понимаете ли, Андрей Викторович, можно чуть-чуть помочь человеку с бумажной волокитой. И заработать сотню-другую баксов. А можно, как Фонарский, воровать целыми вагонами и пароходами. Так что… я, конечно, не ангел, но они-то хотят повесить на меня черта с рогами.

— Понятно, — сказал я. — Понятно. Ну а по чему бы тебе не пойти в официальные органы?

— Э-э… там меня сразу возьмут в работу. Это же система. Все куплено.

— Ну… так уж сразу все. Я знаю много порядочных людей и в прокуратуре, и в ФСБ, и в РУБОПе.

— Нет, Андрей. Категорически нет. Будете печатать эти материалы?

— Я же сказал: будем. Но сначала необходимо провести проверку.

— А сколько времени на это потребуется?

— Трудно сказать. Я думаю: два-три дня. Возможно — неделя.

— Ну, пару дней… может, и ничего. Может, и обойдется.

— Все будет хорошо, Алексей. У нас в агентстве работают отличные специалисты. Коли вопрос стоит так остро, я ребят напрягу, сделаем быстро. Вы ведь понимаете — информация-то у вас почти годичной давности. След за это время поостыл.

— Есть и свежая. Совсем свежая. Об афере, которая только готовится. Но она не менее масштабна.

Вот как! Алексей снова лезет в пачку за очередной сигаретой, но там уже пусто, я подталкиваю ему свою пачку с верблюдом. Верблюд неспешно пересекает желтые пески скатерти.

— Спасибо.

— Ну так что же с новой аферой? Хотелось бы увидеть документы, Алексей.

— Они у меня есть. И я их передам вам, как только получу подтверждение серьезности ваших намерений.

«Разумно, — подумал я, — молодец».

— Ну что ж, ваше право… Как мне вас найти?

— Никак, Андрей Викторович. Лучше я сам вас найду.

Наутро я нагрузил своих орлов новой работой. Они, конечно, взвыли… Соболин внезапно вспомнил, что у него срочный разговор с Рио-де-Жанейро.

— А почему не с Нью-Йорком, Володя?

— Если бы у меня был разговор с Нью-Йорком, господин Обнорский, я бы и сказал: с Нью-Йорком. Но если разговор с Рио, то я и говорю — с Рио.

— Логично, — хмыкнул Скрипка и попытался впарить нам очередную свою историю про одного мужика, который хотел позвонить в Жмеринку, но по ошибке попал в Копенгаген.

— Это ты к чему? — спросил бывший опер Зудинцев.

— Да так… для общего развития.

— А-а-а, — протянул Зудинцев. Он вообще был мужик конкретный и пустой болтовни не любил.

— Все, — сказал я. — Бегом работать, хватит трепотней заниматься. А для тебя, Зудинцев, есть конкретная тема.

И я протянул ему пачку «Кэмэла» в полиэтиленовом пакете. Бывший опер взял ее двумя пальцами.

— Что за тема? — спросил он.

— На этой пачке, Зудинцев, есть отпечатки пальцев двух человек. Мои, но мне они не интересны, и еще одного человека. А вот они вызывают огромный интерес. Можно проверить?

— Можно-то можно. Но только если он судимый.

— Этого я не знаю.

— И только если подсел у нас. А если в каком-нибудь Кривом Роге… тогда сложно.

Еще несколько минут Зудинцев читал мне лекцию по основам оперативно-розыскной деятельности. Я терпеливо слушал. Хотя все это мне было знакомо.

Потом он ушел, и я остался один. Но ненадолго. Вернулся Скрипка и с невероятно важным видом завел свой обычный разговор о невероятном (фантастическом! — сказал он) количестве высококачественной бумаги, которую расходуют эти инвестигейторы. Слово «инвестигейторы» он выговорил с нескрываемой издевкой. И его я тоже терпеливо слушал. Хотя и это было знакомо.