Многие командиры отдаленных гарнизонов стали выдающимися гражданами. Например, президент Улисс Грант. Или полковник Сайрус Тирби.

Дэвид Кардосо служил под его командованием в самом дальнем форте Орегона. В этой глухомани не было даже индейцев — последнего подстрелил часовой еще в сороковых годах. Гарнизон занимался добычей пушного зверя и самогоноварением, превращая кленовую патоку в огненную воду. Нижним чинам дозволялось пользоваться собственной продукцией только в обед, а офицеры потребляли ее при каждом приеме пищи, а также между оными. Их было трое — лейтенанты Кардосо и Хезелтайн под командованием капитана Тирби. За два года они успели изрядно надоесть друг другу и не рыдали от горя, когда их гарнизон расформировали. Однако вскоре им снова пришлось встретиться, когда все трое получили назначение в кавалерийский полк, усмирявший индейцев в Дакоте.

В боевых действиях они не участвовали, были заняты охраной коммуникаций. Проще говоря, шатались по дорогам, останавливаясь в каждом салуне, чтобы уточнить разведданные и заодно пропустить по стаканчику. Так прошел еще год, который сблизил Кардосо, Тирби и Хезелтайна. Выяснилось, что они не зря тратили время в Орегоне, когда сутки напролет резались в карты. Сейчас, садясь за стол с местными фермерами, охотниками и ковбоями, они были уверены, что встанут не с пустыми карманами.

Лейтенант Кардосо играл честно. Он знал несколько приемов, помогающих контролировать ход игры. Еще он умел по уголкам глаз противника определять, не блефует ли тот. Впрочем, это было наименее важное его умение.

Самым же главным было другое — Кардосо никогда не ленился считать. Его поражало, как сильно озабочены его партнеры всякими психологическими трюками и как мало они считают. Они запоминали, сколько карт прикупил противник, как дрогнули его брови, каким голосом он объявил свой ход. Но при этом не имели ни малейшего понятия, с какой вероятностью их «пара» может превратиться в «тройку».

Брови и интонации участников игры не привлекали внимания Кардосо. По крайней мере до тех пор, пока он не получал ясного ответа на вопросы. Чем я рискую? Сколько могу выиграть? Каковы мои шансы? Остаюсь ли я в игре?

Он просчитывал вероятность той или иной комбинации для себя и партнеров. И если расчеты заставляли его продолжать игру, вот тогда он и начинал следить за уголками глаз. Впрочем, глаза могут обмануть, но математика — никогда.

Всех остальных участников игры почти никогда не интересовала математика. Разве что в момент подсчета своего проигрыша. Они больше полагались на умение, получив хорошую карту, изобразить полное отчаяние, с отвращением бросить карты на стол, но продолжить игру якобы просто ради компании, После чего, сделав ставку, они удовлетворенно откидывались на спинку стула и выпускали струю дыма вверх. Этот дым вверх, как свисток речного парохода, предупреждал Кардосо о том, что пора сходить на берег, потому что партнер, столь явно разочарованный, на самом деле получил четыре туза.

Для всех участников игры покер был продолжением их жизни. Они и в жизни привыкли притворяться и ломать комедию, так почему не делать того же за игорным столом? Всегда быть готовым исподтишка дать подножку обгоняющему сопернику. Гордо раздувать щеки, вертеть хвостом и выпячивать грудь, когда дела идут все хуже и хуже. Главное — произвести впечатление. По наблюдениям Кардосо, чем ничтожнее был человек, тем тщательнее он следил за тем, какое впечатление производит на окружающих.

Но в покер он выигрывал слишком часто, поэтому многие наверняка считали его искусным шулером. И совершенно напрасно. Единственное, в чем его можно было упрекнуть, так это в том, что он поначалу поддавался противникам, чтобы сорвать с них побольше выигрыша.

А вот Джерри Хезелтайн как раз был прирожденным шулером. У него были сообщники, поочередно игравшие вместе с ним. Были крапленые колоды, и запасные карты в рукаве, и еще множество разных трюков в запасе, которые позволяли ему раздевать своих незадачливых противников.

Наблюдая за Хезелтайном со стороны, его было невозможно заподозрить в обмане. Никакой суетливости, никаких бегающих глазок. Более того, за игорным столом он на фоне остальных игроков выделялся как раз особым спокойствием. Бывало, что он крупно проигрывал, но и тогда не терял достоинства, быстро расплачивался и уходил.

«Надо уходить, пока есть в чем», — горько шутил он, покидая зал. Его самообладанию в такие минуты завидовали все, кто не знал, что Хезелтайн проигрывал только сообщникам.

Главным источником дохода для Хезелтайна и Тирби были скотоводы, которые заходили в салун после удачной продажи пригнанного стада. Выиграв первые двадцать-тридцать долларов, они заводились и уже не могли остановиться. Хезелтайн сам уговаривал их, пытался выйти из игры, но они размахивали своими кольтами и заставляли его продолжать игру — чтобы отдать ему все свои денежки до единого цента.

Роль капитана Тирби заключалась в том, чтобы изображать азартного неудачника. А в нужный момент он прерывал игру, объявив, что эскадрону пора двигаться дальше. Как говорится, труба зовет.

Индейцы утихомирились, кавалеристы снова осели в фортах, и полк распустили по домам. Кардосо вышел в отставку, женился, овдовел, сменил десяток штатов и два десятка занятий, а потом получил наследство — полуразвалившийся особняк в Калифорнии. Разбирая отцовские бумаги, он обнаружил письмо со знакомым корявым почерком. Так мог писать только Сайрус Тирби, когда был относительно трезв.