— Кип раит! — кричал Родик. — А теперь немножко лефт!.. О'кей!

Англичане тоже оказались способными ребятами.

— Доунт тач ит, мать твою, Тихон! — кричал один, а второй переводил:

— Не трогай это, гоод дем, ай фак ю, Тихон!

Вокруг собралась огромная толпа зевак — слушала нерусские выкрики, глазела на заморские диковинные штуки…

Прискакал блестящий офицер на коне, заорал:

— Господин Герстнер!!! Господин Герстнер!..

Все во главе с Герстнером выскочили из помещения. Офицер растерянно оглядел полтора десятка грязных полуголых человек с инструментами в руках и приказал:

— Немедленно позовите мне господина Герстнера!

— Я — Герстнер!

— Боже мой! В каком вы виде?! Через полчаса здесь будет государь-император! Его величество пожелали лично проверить ход работ!.. Немедленно приведите все в порядок! У вас всего полчаса! Немедленно!.. — И ускакал.

Через полчаса все огромное помещение снаружи было выкрашено в чудовищный розовый цвет. Над входом висел большой белый транспарант:

ОТКРОЕМ ПЕРВУЮ В РОССИИ

ЦАРСКОСЕЛЬСКУЮ ЖЕЛЕЗНУЮ ДОРОГУ

ДОСРОЧНО!

Из-за угла показалось множество черных карет с черными лошадьми. Первая карета сильно опередила остальные и остановилась напротив помещения для сборки паровозов.

Дверцы кареты распахнулись, и оттуда стали выскакивать люди, одинаково одетые в штатское. Выскочило их оттуда человек сто!..

Они быстро и умело потеснили толпу, оцепили розовое помещение и встали лицом к народу, спиной — к очищенной площади.

— Наши ребята!.. — гордо улыбнулся Тихон и даже кому-то помахал рукой. — Спецслужба охраны двора.

Подоспели и остальные черные экипажи. Из кареты с царским гербом вышел Николай в сопровождении Бенкендорфа. Из остальных карет — министры, особы, приближенные к императору, генералы…

Четверо молодцов из спецслужбы сразу же взяли царя в охранительное кольцо и направились вместе с ним к Герстнеру, стоявшему во главе толпы мастеровых.

Царь осматривал полусобранный паровоз, улыбался народу, что-то говорил. Придворные подхватывали каждую улыбку царя смехом, преувеличенно вслушивались в каждое его слово.

Герстнер, Родик, Пиранделло и кучка русских и английских механиков мрачно и настороженно следили за царем и его свитой. И только Тихон Зайцев смотрел восхищенно на Бенкендорфа и Николая, и в голове его рождались строки донесения: «Совершенно секретно! Его превосходительству графу Александру Христофоровичу Бенкендорфу. Сегодня мастерские для собирания паровых машин изволили посетить их величество в сопровождении вашего сиятельства, чему впечатлением были слезы восторженных русских чувств. Их величество произнесли речь, в коей особенно отметили двусмысленные и извилистые действия Соединенных Штатов. Далее государь милостиво расспрашивал мастеровых, на что ответы были самые благоприятные…»

— А ты что делаешь, братец? — спросил Николай.

— Колеса ставлю, ваше величество.

— Превосходно! — обрадовался царь. — Я вижу, они круглые?

— Так точно, ваше величество.

— И железные?

— Какие дают, такие и ставлю…

— Но деревянных колес ты не ставишь?

— Никак нет, ваше величество.

— Очень интересно!.. — По этому поводу Николай решил поделиться уже государственными соображениями: — Давно, давно пора переходить на железные колеса! Я бы только посоветовал делать их как можно круглее! Но железные.

На помощь царю поспешил Бенкендорф:

— Господин Герстнер, соблаговолите дать пояснения.

Герстнер незаметно пожал плечами и нарисовал мелом на стене круг:

— Ваше величество, существует формула пи эр квадрат, где число «пи» можно приближенно принять за…

И Герстнер начал писать на стене «3,145926536…»

— Безумно, безумно интересно! — восхищенно прервал его Николай. — Просто замечательно!.. — Тут он, к счастью своему, заметил Машу: — Мари!.. Здравствуйте, дитя мое! Куда вы пропали? Что же вы не заходите? Посидели бы, музыку послушали…

Герстнер, Родик, Пиранделло и Тихон раздули ноздри, заиграли желваками.

— Все некогда, ваше величество, — мягко сказала Маша. — Вот откроем дорогу…

— А кстати! — встрепенулся царь. — Господин Герстнер! Когда же вы намерены открыть мою дорогу?

— Тридцатого числа, ваше величество. Через пять дней…

Был уже поздний вечер, когда наши измученные герои садились в линейку, чтобы ехать домой. Ждали только Родика.

Он вышел из «бытовки» — старой кареты без колес, которая служила им верой и правдой еще с начала строительства, и устало сказал: