Безобразно ограниченными. Ваш народ боится этой ограниченности. Глубоко в себе, вне блеска Поля, люди боятся, что попусту тратят свою жизнь”.

Подобное наблюдение, хотя и шло от чистого сердца, вряд ли могло понравиться Изасу Лелю – и действительно не понравилось. Его слова обожгли сознание Данло, как луч лазерной пушки: “По-вашему, переход в божественное состояние невозможен?” “Думаю, что возможно восхождение к нему. Я правда не знаю. Но ваш народ мечтает о чем-то большем”.

“О чем?” “О самой трансценденции. Об освобождении от своих тел, от себя самих. От жизни”.

“Кому же захочется жить эн гетик, когда существует нечто безмерно большее?” “Существует ли?” “Скоро вы это увидите. Если вы готовы, мы перейдем к контакту с Трансцендентальными Единствами. Вы сами просили об этом, пилот. Если вы не передумали, мы воспроизведемся в трансцендентальной степени”.

“Я не передумал”.

“Отсюда следует, что вы уже прибегали к полной симуляции?” “Да, много раз”.

“В таком случае я вас оставлю. Когда мы встретимся снова, я буду лишь частью Единства по имени Абраксас”.

“Трансцендентального Единства”.

“Да. Его голос укажет вам дорогу. Приготовьтесь, пилот”.

Контакт с Полем прервался, и Данло снова оказался в зале собраний. Семеро мужчин и женщин, мертвых на вид, сидели в своих роботах, а ему наконец-то предстояла встреча с их высшим “я”, Трансцендентальными Единствами Нового Алюмита.

Однажды мне приснилось, что я бабочка, порхающая туда-сюда по своим делам. Внезапно я пробудился и теперь не знаю, кто я: человек, которому приснилось, что он бабочка, или бабочка, которой снится, что она человек?

Чжуань Цзу

Данло, все так же сидя на своей подушке, снова закрыл глаза, и его снова встретили мрак, покой и тишина. Потом вдоль позвоночника прошла легкая вибрация, как будто сквозь него пропустили электрический ток, – незнакомое, не слишком приятное ощущение. Может быть, нараинские компьютеры генерировали более сильное логическое поле, чем компьютеры невернесской библиотеки? Данло не знал этого, но предполагал, что так действуют на него нейросхемы за стенами зала собраний. Они стимулировали нервы его конечностей, и Данло чувствовал зуд и жжение в печени, почках, легких и других органах, как будто его тело переделывалось изнутри. В животе загорелся огонь, в мозгу – яркий свет. Он испытывал одновременно тошноту и ликование в предчувствии какой-то великой перемены, происходящей в нем.

В это время компьютеры Поля начали подавать ему в мозг образы, краски, запахи, звуки и осязательные ощущения. Он открыл глаза и посмотрел на свою руку. То, что он увидел, изумило его. Кисть руки сохранила свою структуру – ладонь, костяшки и пять пальцев, но кожа преобразилась в радужную субстанцию, красивую, как мерцаль или паутинный шелк. На пальцах сохранились знакомые завитки и линии, но теперь они светились аметистом, киноварью и тысячью других оттенков, поражая его своей красотой.

Это открытие так взволновало Данло, что он не мог больше сидеть на месте. Он почувствовал, что взлетает со своей подушки и распрямляется. Но его ноги не коснулись пола: он парил, оставаясь в вертикальном положении, легкий, как перо талло на ветру. Как будто компьютеры отменили гравитацию, сделав его кости и мускулы не зависящими от притяжения планеты. Он ощущал такую легкость, как будто вообще лишился материальности. Его одежда, черный пилотский комбинезон, исчезла. Он был наг, как новорожденный, и все его тело, как и рука, переливалось яркими красками.

Это преображение в светозарное существо напомнило Данло, как он однажды выкурил трубку с семенами трийи – одним из самых сильных визуальных психоделиков. Но воспроизведение его компьютерами Поля было гораздо полнее.

Таково действие компьютерной симуляции, создающей кибернетическую персону и заставляющей мозг вместе с органами чувств воспринимать ее как реальную. В юности Данло чуть ли не больше смерти боялся перепутать реальное с нереальным и потому поклялся одолеть все премудрости симуляции.

Теперь он опять, охотно и дерзко, воспроизвел себя в виде кибернетической фигуры, достигнув на этот раз степени полной трансцендентальности, и приготовился вступить в неизведанный мир.

– Данло ви Соли Рингесс! – раздался голос, и Данло повернул голову, пытаясь определить его источник. Его красивое новое тело своим сиянием освещало весь зал. Стены теперь отсвечивало тускло-красным, увядшие цветы в вазе были черными как засохшая кровь. Семеро трансценденталов сидели в своих роботах с плотно зажмуренными глазами, белые как мрамор – ни дать ни взять мертвецы. Из их недвижных губ не исходило ни звука. – Данло ви Соли Рингесс! – снова позвал голос. Данло оглянулся и увидел, что двери зала собраний таинственным образом отворились.

В проем хлынул золотой свет, столь прекрасный, что Данло пошел на него – и на множество голосов, которые шептали и звали его за порогом. Он шел, не касаясь ногами пола, перебирая ими в воздухе, точно в невесомости. Собравшись переступить через порог, он ощутил в себе что-то глубокое, похожее на течение крови, на взаимодействие живых тканей между собой – он помнил это чувство по своему давнему пребыванию в чреве матери. Но еще больше это напоминало музыку, глубокую, ритмическую, сакральную музыку, гармонично звучащую в каждой клетке его тела.