Шрифт:
– Отлично, отлично!
Я шепотом посоветовал Вану сделать еще один укол. Цю тоже сообразил, что надо ковать железо, пока горячо, и тут же приготовил препарат для инъекции – в жасминный чай бросил щепотку соли. Ван приказал сиделкам взять офицера под руки, опять подошла его жена, отметила пальчиком нужное место, а Ван сделал укол. Офицер продолжал приговаривать:
– Отлично, отлично!
Тогда Ван, уже по собственному почину, вкатил ему порцию лунцзинского чая. В чае-то мы знали толк и заваривали только лунцзинский и жасминный [1] . За два «чайных» укола и за первый, настоящий, мы взяли с офицера двадцать пять юаней. Вообще-то говоря, укол стоил десять юаней – но за три мы сделали скидку. А пациенту сказали, что надо прийти еще – десяти уколов будет достаточно, чтобы искоренить болезнь. «Чего-чего, а чаю у нас хватит», – подумал я.
[1] Лунцзинский и жасминный – дорогие сорта китайского чая.
Больной расплатился, но уходить ему не хотелось, и мы с Ваном принялись занимать его разговорами. Я похвалил клиента за то, что он не стал скрывать своей болезни – раз уж подхватил, скорей лечись, и лучше всего у нас – полная гарантия, что все обойдется. Сифилис – болезнь великих людей, и стыдиться тут нечего: несколько уколов – и все как рукой снимет. А если трусить, скрытничать или исподтишка, словно школьник или приказчик из лавчонки, искать по объявлениям в общественных уборных какого-нибудь знахаря да покупать из-под полы лекарства, это до добра не доведет. Офицер только поддакивал и говорил, что уже раз двадцать был в больницах, но только сегодня почувствовал истинное облегчение.
Когда я иссяк, подключился Ван и заявил, что сифилис и болезнью-то считать нельзя: достаточно самому время от времени делать уколы. Офицер и с этим согласился, сославшись на собственный опыт: уж сколько раз, не долечившись, пускался он в погоню за удовольствиями – в случае чего, сделаешь себе несколько лишних уколов, и все сходит с рук. Ван встретил его слова с одобрением и немедленно закинул удочку: если пациент намерен лечиться длительное время, плату можно уменьшить вдвое – всего пять юаней за укол. Можно сразу же договориться на месяц вперед – сто юаней все удовольствие, и колись себе на здоровье. Офицер был согласен на все и поставил нам лишь единственное условие – чтобы лекарство всегда было столь же отменного качества, как сегодня. Мы только кивали в ответ, улыбаясь про себя…
Не успела отъехать машина с офицером, как подкатила другая; четыре служанки помогли выйти старой хозяйке, и вся пятерка тут же хором осведомилась, есть ли отдельное помещение. Оттолкнув служанку, я бережно подхватил хозяйку под локоток и ввел во дворик.
– Там уже все занято, – кивнул я на здание траспортной конторы, – но вам повезло: вот здесь, – я показал на наши каморки, – пока еще свободны две первоклассные палаты, вы можете временно устроиться в них. Здесь вам даже будет удобнее, чем в большом здании: не придется спускаться-подниматься по лестнице, не правда ли?
После первых же слов старухи у меня полегчало на душе.
– Ну вот, сразу видать настоящего врача – зачем же и в больницу ходить, если не для облегчения? А эта шайка из «Восточной жизни» – просто головорезы!
– Вы лечились в «Восточной жизни»? – изумился я.
– Только что оттуда, чтоб они все подохли, ублюдки! Пока она бранила «Восточную жизнь» (это лучшая
больница в городе), я провел ее в одну из комнатушек. Надо было как-то отвлечь внимание пациентки – иначе она ни за что не останется в такой конуре.
– Сколько вы там пробыли? – спросил я.
– Два дня – еще немного, и ноги протянула бы! – и старая дама присела на койку.
Я поспешил подпереть койку ногой – они у нас, в общем-то, неплохие, да только ветхие – случается, и падают.
– Зачем же вы туда поехали? – я боялся закрыть рот, иначе старуха непременно обратила бы внимание на мою ногу.
– Ох, молчи! Слышать о них не могу! Ты, доктор, только послушай: у меня желудок больной – а они меня голодом морят! – в глазах старухи блеснули слезы.
– Голодом морят? – глаза мои округлились. – При больном-то желудке?! Коновалы! И в вашем-то возрасте?! Ведь вам, почтеннейшая, наверняка уже все восемьдесят? Слезы больной мгновенно высохли, она слегка улыбнулась:
– Чуть поменьше. Недавно пятьдесят восемь стукнуло.
– Подумать только! Точь-в-точь как моей матери. Она, кстати, тоже страдала расстройством желудка! – Я прикрыл глаза рукой. – Побудьте, уважаемая, у нас – и я излечу ваш недуг. При такой болезни хорошее питание – это все. Ешьте, что вам нравится. Тогда и на душе легче станет, и болезнь пойдет на убыль, не правда ли, почтеннейшая?
В глазах старой дамы снова блеснули слезы – на этот раз от избытка чувств.
– Ты только послушай, доктор, я жидкого терпеть не могу, так они меня нарочно рисовым отваром поили – видно, чтоб совсем уж доконать.
– У вас превосходные зубы, – заметил я с важностью, – с такими зубами, как у вас, только твердой пищей и питаться!
– Мне есть то и дело хочется, а они не дают: время, видишь ли, не пришло!
– Болваны!
– А то ночью – только, бывало, заснешь – суют тебе в рот палочку стеклянную – «градусы» какие-то меряют.