Шрифт:
— Никому.
— Подумайте хорошенько.
Наклонившись к нему, Долорес и господин Ленорман с беспокойством ждали ответа.
— Нет, — молвил он, — не вижу, кто бы…
— Ищите в памяти как следует, — сказал шеф Сюрте. — Имя и фамилия убийцы могут начинаться буквами «Л» и «М».
— «Л», — вторил он, — «М»… Не вижу, право… «Л» и «М»…
— Да, буквы были золотыми и отмечали угол курительного футляра, принадлежавшего убийце.
— Курительного футляра? — спросил Штейнвег, пытаясь что-то вспомнить.
— Из вороненой стали… Внутри — два отделения, одно — для папиросной бумаги, другое — для табака…
— Два отделения… два отделения… — повторял Штейнвег, у которого эти подробности пробудили, казалось, какие-то неясные воспоминания. — Не могли бы вы показать мне этот предмет?
— Вот он, вернее — его точная копия, — сказал Ленорман, — протягивая ему футляр.
— О! Что такое! — сказал Штейнвег, беря его в руки.
Он в ошеломлении уставился на футляр, разглядывая его, поворачивая во все стороны, и внезапно вскрикнул, как бывает, если натолкнешься на ужасающую мысль. Он застыл на стуле, бледный, как смерть, с дрожащими руками, с блуждающим взором.
— Говорите! Говорите же! — приказал Ленорман.
— Ох! — воскликнул он, словно ослепленный внезапным светом, — все разъясняется!
— Говорите, говорите же…
Он отстранил обоих, спотыкаясь прошел к окну, вернулся обратно и, подбежав к шефу Сюрте:
— Мсье, мсье… Убийца Рудольфа, я вам скажу… так вот…
Он вдруг замолчал.
— Так вот? — сказали остальные.
Минута молчания. В полной тишине кабинета, между стенами, которые слышали столько признаний, столько обвинений, — прозвучит ли между ними наконец имя презренного убийцы? Ленорман, как ему теперь казалось, стоял на краю непроглядной бездны, откуда к нему поднимался, без конца поднимался долгожданный голос… Еще несколько мгновений, и он узнает…
— Нет, — прошептал Штейнвег, — не могу…
— Что вы лопочете? — в ярости воскликнул шеф Сюрте.
— Говорю, что не могу.
— Но вы не вправе молчать! Справедливость требует!
— Завтра, я скажу завтра… Я должен еще подумать… Завтра я сообщу вам все, что знаю о Пьере Ледюке… Все, что полагаю по поводу этого футляра… завтра, обещаю вам…
В его голосе слышалось упорство, о которое разбиваются самые энергичные усилия. Господин Ленорман уступил.
— Пусть так. Даю вам срок до завтра. Но должен предупредить, что если вы не заговорите, я буду обязан передать вас следователю.
Он позвонил и, отведя в сторону инспектора Дьези, сказал:
— Проводишь его до отеля… И останешься там с ним… Я пошлю тебе еще двоих из наших людей… Смотри в оба, не зевай… Могут попытаться его похитить…
Инспектор увел Штейнвега. Повернувшись к госпоже Кессельбах, которую эта сцена глубоко взволновала, Ленорман извинился:
— Глубоко сожалею, мадам, поверьте… Понимаю, как вам было тяжело…
Он задал пару вопросов о времени, когда господин Кессельбах общался со старым Штейнвегом, о продолжительности их общения. Но она была так утомлена, что он не стал настаивать.
— Приходить ли мне завтра? — спросила она.
— Не надо, не надо, — ответил он. Буду держать вас в курсе всего, что скажет Штейнвег. Позволите ли предложить вам руку до вашей машины? Спускаться с нашего четвертого этажа не так легко…
Он открыл дверь и пропустил ее вперед. Но в ту же минуту в коридоре послышались возгласы; начали сбегаться люди — дежурные инспектора, служащие из бюро…
— Шеф! Шеф!
— Что случилось?
— Дьези!
— Он только что от меня ушел…
— Его нашли на лестнице!
— Мертвым?!
— Нет, он оглушен, без чувств…
— А человек, который с ним? Старик Штейнвег?..
— Исчез…
— Гром и молния!
Он бросился в коридор, скатился по лестнице и в середине группы в несколько человек, оказывающих ему помощь, нашел Дьези, лежавшего на площадке второго этажа.
Затем увидел Гуреля, поднимавшегося по ступенькам.
— Ага, Гурель! Ты был внизу? Никого не встретил?
— Нет, шеф…
Но Дьези приходил уже в себя, и тут же, едва раскрыв глаза, тихо проговорил:
— На этой площадке… Маленькая дверь…
— Ах, черт возьми, дверь седьмой комнаты! — воскликнул начальник Сюрте. — Я ведь давно приказал запирать ее на ключ… Так и знал, что в тот или иной день… [1]
Он яростно схватился за ручку злополучной двери.
— Ах ты, черт! Засов с той стороны, конечно, задвинут!
Эта дверь, правда, была частично застеклена. Рукояткой револьвера он разбил одно из стекол, выдвинул засов и сказал Гурелю:
— Галопом туда, к выходу на площадь Дофине…
1
С тех пор, как господин Ленорман более не возглавляет Сюрте, два преступника сбежали через ту же дверь, избавившись перед тем от полицейских, которые их конвоировали. Полиция скрыла тот двойной побег. Если этот проход так необходим, почему по крайней мере с другой стороны двери не снимут ненужного засова, который позволяет беглецу сразу же пресечь любую погоню и спокойно удалиться по кулуару седьмого зала для гражданских дел и по галерее первого председательского присутствия. (Прим. автора).