– Да ведь ты убежала, бросила свою бедную маму. Я думал, тебе до нее нет дела. – Теперь он уже открыто насмехался над ней, не притворяясь опечаленным.

– Я убежала не от нее… Как она умерла? В последний раз, когда я видела ее, она была здорова.

Квинт отвел глаза.

– Несчастный случай. Вышла поздно ночью в отхожее место, оступилась на лестнице и упала. Сломала шею, словно хворостинку. Умерла еще до того, как я подоспел.

Что-то в его уклончивых речах насторожило Ханну. Она выпрямилась, и в голосе ее зазвенел металл:

– Я вам не верю! Это вы убили ее, я знаю, вы убили ее! Вы всегда избивали мою бедную мать. Вы ударили ее – вы сломали ей шею!

– Не говори так, девочка! – Взгляд Квинта блуждал по комнате, как у безумца. – Вдруг кто услышит? Клянусь, все было не так! Это был несчастный случай. Честное слово, несчастный случай!

– Честное слово! – презрительно бросила Ханна. – Ваше честное слово – пустой звук. Вы всегда предпочитали правде вранье. Вы убили мою мать, я знаю, что это так. Подлый убийца! – Она понимала, что голос ее становится все громче и что она вот-вот потеряет контроль над собой. – И вы заплатите за это. Я добьюсь, чтобы вы заплатили за это, даже если это будет последнее, что я сделаю в жизни!

– Не кричи о таких вещах, девочка! Тише, ради Бога, тише! – Он двинулся к ней, жестами призывая замолчать.

– Убийца, убийца! – восклицала Ханна, не обращая внимания на его знаки.

Лицо. Квинта потемнело, и, подойдя к Ханне, он протянул руки к ее горлу; губы у него задрожали.

– Заткнись, грязная сука, кончай орать!

Трезво оценив положение, Ханна поняла, что ей угрожает опасность. У нее мелькнула мысль позвать на помощь Джона, но тут она заметила, что у стены стоит метла. Схватив ее, девушка сильно ударила Квинта по голове. Тот взвыл, схватился за голову обеими руками, а Ханна, крепко обхватив древко метлы, принялась орудовать ею, как мечом, снова и снова тыча тупым концом в обвислое брюхо Квинта. Разинув рот, Квинт пытался прикрыть свой живот, но в то же время старался поближе подобраться к Ханне.

Это ее немного испугало, и, на ощупь найдя за своей спиной дверь, девушка попятилась. Квинт, не отставая, вышел из комнаты следом за ней, но вдруг остановился, уставясь на что-то позади Ханны.

Она обернулась и увидела Джона.

– Эта белая шваль обеспокоила вас, мисс Ханна? – спросил он; лицо его было неподвижно, словно вырезано из темного камня.

– Все в порядке, Джон. Ничего страшного. Мы возвращаемся в «Малверн».

Она пошла к экипажу, но потом обернулась:

– Ты пожалеешь о том дне, когда убил мою мать, Сайлас Квинт! Уж я постараюсь, чтобы это было так. Даю слово!

Только тут Ханна заметила, что у нее есть слушатели. По обеим сторонам улицы стояли жители соседних домишек. Ханна ускорила шаг и уселась в экипаж так быстро, что Джон не успел подсадить ее. Джон занял свое место, натянул поводья, и экипаж тронулся.

Ханна ехала с высоко поднятой головой, глядя прямо перед собой. Она не давала волю горю, пока они не выехали за пределы Уильямсберга. Там она не выдержала, и слезы потоком хлынули у нее из глаз. Она сжалась на сиденье, стараясь сдержать слезы. Бедная мама! Всю свою жизнь она только и знала, что работу да страдания – если не считать немногих лет счастья с Робертом Маккембриджем. И теперь, когда у Ханны появилась возможность забрать ее из этой лачуги, избавить от Квинта, дать ей прожить оставшиеся годы спокойно и обеспеченно, – теперь оказалось, что она опоздала. Мать умерла.

Ханна рыдала и рыдала. Но в глубине души, под спудом слез и горя, зарождались новые чувства – ярость и жажда мести. Постепенно эта жажда овладела всей ее душой. Когда-нибудь она добьется, чтобы Сайлас Квинт ответил за все. Равно как и Эймос Стрич. Каким-то образом, пусть совершенно нелогично, Ханна связывала Эймоса Стрича со смертью матери.

Она, Ханна, никогда не видела от мужчин ничего, кроме грубого обращения. Исключением был только Малкольм Вернер. Но с какой стати он должен быть другим? Просто он, наверное, лучше умеет скрыть это – ведь он джентльмен.

И Ханна решила быть очень осторожной. Любые посягательства на нее дорого ему обойдутся!

Сайлас Квинт долго стоял, глядя вслед экипажу, пока он не исчез из виду. Наконец Квинт повернул к дому. И только тогда заметил соседей, молча смотревших на него, И молчание это, казалось, в чем-то обвиняло Квинта. Что именно они услышали? Чему именно поверили из того, что сказала эта глупая девка?

Он вздрогнул от страха, потом оскалил зубы и рявкнул:

– Чего уставились, а? Ступайте-ка лучше по домам да не суйте нос в дела соседей!

Люди стали расходиться, и Квинт направился домой. В голове у него стучало, сердце бешено колотилось. Ему страшно хотелось глотнуть хоть каплю спиртного. Было очень неосмотрительно напиться вчера перед сном, и теперь он никак не мог вспомнить, осталось ли у него что-нибудь выпить.

Он, как безумный, шарил повсюду в поисках спиртного и все-таки нашел кувшин, на дне которого оставалось немного сидра. Квинт жадно выпил сидр, кислый, точно уксус. Желудок его взбунтовался, и с минуту Квинту казалось, что сейчас его вырвет.