В уголках глаз девушки показались слезы, и она сердито их смахнула, почувствовав внезапную усталость от того, что она так несчастна и так нездорова. И потом, куда это годится – сойти вниз с красными глазами и унылым видом. Это совершенно бессмысленно. Она только огорчит родителей, вот и все. А им и так уже пришлось столько пережить из-за нее. Нет, нужно постараться сделать веселое лицо и притвориться, что она не утратила интереса к жизни – по крайней мере к этому балу.

Джессика пыталась связаться с Нейлом, послала ему несколько писем, в которых объясняла, что с ней произошло, и говорила о своей любви. Конечно, узнать, получил ли он эти письма, не представлялось возможным, а ожидать ответа было еще рано. Джессика даже подумала было отправиться на Кубу и разыскать его, но побоялась огорчить родных. Однако должен же быть какой-то способ...

– Джессика, твой кавалер пришел!

Взяв веер и перчатки, девушка последний раз глянула на себя в зеркало, а затем поспешно, спустилась вниз, изобразив на лице улыбку.

В доме Мендесов царила суматоха. Инес Мендес была просто ослепительна в черном шелковом платье с высоким гребнем в тщательно зачесанных наверх волосах и с шалью, отделанной бахромой; а Феликс Мендес в черном вечернем костюме выглядел очень величественно и подтянуто. Марии показалось, что отец похож на аристократа былых времен.

У себя в комнате, сражаясь с собственным бальным одеянием – красивым платьем из белых кружев с облегающим лифом, с широкой гофрированной оборкой, закрывавшей плечи и грудь и ниспадавшей до локтей, с юбкой, состоявшей из нескольких воланов, – девушка размышляла о том, как преображает человека одежда.

– Ну вот! – сказала она удовлетворенно, облачившись наконец в бальный туалет.

Отражение в зеркале сказало ей, что выглядит она прекрасно. Белые кружева оттеняли ее оливковую кожу, и красная роза в волосах была единственным ярким украшением во всем ее туалете.

Она ехала на бал с Томом Фэррелом, и от предвкушения удовольствия у Марии кружилась голова, хотя порой ее и начинала грызть совесть – в те моменты, когда она вспоминала о Карлосе.

С тех пор как он уехал вместе с Рамоном и Эдуарде, от него не было никаких вестей. Газеты аккуратно сообщали о ходе военных действий, но отдельные имена упоминались очень редко. Каждую ночь, лежа в постели, Мария раздумывала, не случилось ли что-нибудь с Карлосом. При этом она часто виделась с американским лейтенантом, и ей ужасно нравилось его общество. Все это очень огорчало мать девушки.

– Ты не должна видеться с этим человеком, Мария. Так не принято, – сказала как-то раз Инес Мендес с неодобрением. – Он чужой для нас. У тебя есть Карлос, замечательный человек, и он свой. Что ты собираешься делать с этим американцем?

Мария попыталась объяснить, что Том Фэррел – просто друг, что он славный человек, что с ним приятно проводить время и что он дает ей ту дружбу, которая ей так нужна.

Мать только презрительно фыркнула:

– Просто дружба! Что ж, ты, конечно, можешь называть это так, но я-то видела, какими глазами смотрит на тебя этот человек. Он считает тебя кем-то гораздо большим, чем просто друг, можешь быть уверена, глупышка. А из этого ничего хорошего не выйдет.

Но отец Марии, присутствовавший при этом разговоре, как ни странно, против этой дружбы не возражал.

– Теперь мы американцы, – сказал он сурово, – мы должны заводить знакомства с разными людьми, с людьми, которые живут и за пределами Айбор-Сити.

Что же до самой Марии, то эта крепнущая дружба вызывала у нее смешанные чувства. Действительно ли это так опасно, как заявляет мама? Что она на самом деле испытывает к Тому? И что она чувствует к Карлосу?

Мария отбросила сомнения прочь. Сегодня вечером она забудет обо всех своих тревогах. Сегодня вечером она будет просто развлекаться, наслаждаться моментом.

В комнату с шумом вошла мать, принеся с собой облако ароматов; красивое лицо ее сияло.

– Мария, ты готова? Отец уже потерял терпение. Он говорит, что улицы будут забиты экипажами.

Улыбаясь, Мария обняла и поцеловала мать.

– Да, mamacita [15] , я готова. А ты сегодня такая красивая!

Щеки матери порозовели, но глаза сердито сверкнули от этой похвалы.

– Ты с ума сошла, дочка. Красивая у нас ты. Я могу только надеяться, что этот американский военный способен оценить, как ему повезло, что он сопровождает на бал такую хорошенькую девушку. Но если бы Карлос был здесь...

– Мама, – серьезно проговорила Мария, – Карлоса здесь нет, и я не жена ему, даже не невеста. Я еще не дала никакого ответа на его предложение.

– Это все равно, – упрямо возразила мать. – Он просил твоей руки, и ты, конечно, ответишь согласием. – Внезапно ее лицо погрустнело. – Хотела бы я знать, что сейчас делают наши мальчики? Хотела бы я знать, сыты ли они, не ранены ли, не одиноко ли им?

Мария обняла мать за плечи.

– Мама, мама, не нужно думать об этом сегодня вечером. С ними наши молитвы, все наши мальчики в руках Божьих. Думай сегодня о себе и о папе, веселись. Рамон и Эдуардо хотели бы, чтобы ты веселилась.