Шрифт:
— Вера, забудем о прошлом. Прошлое мертво…
— Ты зачерствел, слишком долго сидя в этой стране! Приезжай в Палаццо Сильва… помнишь палевый будуар?
Она все крепче обнимала его, обдавая лицо жарким дыханием:
— Вера, прошло четыре года; пора забыть и обо мне, и о палевом будуаре, — сказал он, откровенно скучая.
— А ты забыл?!
— Почти.
Она закинула голову и, полузакрыв глаза, улыбнулась.
— Ты очаровательна, — сказал майорат. — А как поживает герцог де Толедо?
— А почему ты о нем спрашиваешь? — поразилась графиня.
— Потому что он тоже может вспомнить палевый будуар…
Вера убрала руки с его шеи и отступила. Вальдемар преспокойно открыл портсигар и спросил:
— Ты разрешишь закурить?
— Бога ради! — гневно бросила она.
Разжигая сигару, майорат взглянул на нее: стоя к нему спиной, она рвала зубами кружевной платочек.
Михоровский вспомнил часы, проведенные с этой женщиной в роскошном палевом будуаре. Он уселся в низенькое креслице, непринужденно закинул ногу на ногу, выпустил клуб дыма и спросил:
— Ну что, кончено с платочком?
Вера живо подбежала было к нему, но остановилась, опустила голову и, раздирая в клочья остатки платка, хмуро глянула на него исподлобья. Губы ее дрожали.
Майорат испытующе смотрел на нее. Наконец, стряхивая пепел, сказал:
— Я вижу, ты разучилась топать ножкой. Знаешь, это тебе очень шло. А сейчас ты похожа на пансионерку.
Вера упала на оттоманку, закинула руки за голову и тихо смеялась. Тяжелая материя ее платья волнами ниспадала на ковер. Грудь вздымалась, лицо пылало, глаза ее искрились колючими огоньками.
Майорат спросил:
— Что тебя так развеселило?
— Твоя холодность.
— Ты не веришь в ее искренность?
— Ах! Я не ребенок и понимаю, что ты охладел ко мне, не видя четыре года. Вы, мужчины, все одинаковы: чтобы вдохновлять вас, нужно находиться при вас неотлучно.
— Гм! Зато ваша «верность» мало в чем уступает нашей ветрености, не так ли?
— Ты ревнуешь к де Толедо?
— Нет. Коли уж ты решила вернуться ко мне, я прощаю ему все.
— Ты чересчур уверен в себе! С чего ты решил, что я вернулась к тебе?
— Но ты же здесь. И даешь это понять совершенно недвусмысленно.
— Сначала мне пришлось бы как следует изучить письма заменивших меня. Сколько их после меня было?
Майорат сказал не без цинизма:
— Наверняка не меньше, чем до тебя… и, несомненно, меньше, чем гостей в палевом будуаре.
Маркграфиня изящно потянулась. Забрасывая руки за голову, разнеженно сказала:
— Ты великолепен, как встарь. Вот только куришь какую-то дрянную сигару, не иначе, это она делает тебя другим, совсем не тем, что в Риме. Что поделать, я понимаю: эта страна холодит кровь в жилах. По-настоящему прекрасных женщин тут не найти — знаю я этих северных дам… Уверена, они тебе давно надоели.
— Совершенно верно, — бросил он равнодушно.
Вера мягкими движениями тигрицы переместилась ближе к нему; рука ее нетерпеливо похлопывала по бархатной подушке дивана:
— Султан мой, поезжай на зиму в Рим! Я же сказала, что люблю тебя по-прежнему. Поедешь?
Майорат покривил губы. В глазах у него плясали чертики.
— Зачем? Исключительно для того, чтобы дать пощечину герцогу и обновить палевый будуар?
Он склонился и с проказливой усмешкой заглянул ей в глаза.
— Я твоя, — шепнула она.
— Вот видишь? Наш север тебя не заморозил.
Он посмотрел на Веру. Нельзя было остаться равнодушным к этой женщине, по-прежнему прекрасной, преданной ему, невыразимо притягательной. И все же некий холод остужал охвативший его жар.
Маркграфиня положила руку ему на колено и зашептала:
— Мой лев! Помнишь, как я тебя называла? Mon lion. [65]
Другой рукой она обняла его и прошипела сквозь зубы:
— Оставь эту холодность, я начинаю злиться! И откинулась на диван гибко, словно змея:
65
Мой лев (франц.)
— Ну, не смотри так на меня! С такой насмешкой! У тебя прибыло стали во взгляде, ты сейчас словно лев над жертвой. Великолепный, но страшный!
Майорат засмеялся, не скрывая иронии:
— Лев? Ха-ха… Не бойся, Вера, мои когти для тебя больше не страшны…
В голосе его прозвучало нечто холодное.
Маркграфиня подняла голову, с любопытством глядя на него блестящими глазами. Тихо, с беспокойством сказала:
— Тебя кто-то останавливает… Скажи, кто это? Новая султанша? Я чувствую, она есть…