Руки его сжались в кулаки, но он промолчал. Она не могла это так оставить.

– Ты никогда не говорил мне, что видишь во мне что-то особенное. Что относишься ко мне не так, как к другим своим подругам… Разве ты хотел от меня большего, чем секс?

Маркус махнул рукой:

– Теперь это уже не имеет значения, не так ли?

Она почувствовала, что тело ее само к нему потянулось. Она даже руку подняла, но вовремя себя остановила. И не стала к нему прикасаться.

– Вероятно, нет. Но я все же хочу сказать тебе, что я тебя любила.

Теперь эти слова ничего не могли изменить. И, следовательно, ничего не значили. Слишком много воды утекло. Она сделала в жизни свой выбор. Он еще не знает о нем, но ей придется ему сообщить. Хотя бы раз она должна была сказать правду о своих чувствах.

Он покачал головой, и светлые пряди сверкнули в искусственном освещении, льющемся с улицы, что была у них за спиной.

– Ты не доверяла мне. Предала «Си-ай-эс». Бросила меня и обесчестила себя, вместо того чтобы обратиться ко мне за помощью.

Отчего так мрачно звучит его голос? Что это – приговор или высказанная боль? Неужели она ошиблась полтора года назад? Иона действительно стала ему небезразлична? Вдруг он помог бы ей? Захотел бы ее ребенка, разделил бы с ней тяжелую ношу – болезнь Дженни?

Вопросы эти были бессмысленными. Даже если полтора года назад он и готов был все это сделать, в одну реку нельзя войти дважды. Сейчас надо жить настоящим.

Слезы защипали глаза, но она не даст им воли. Начав плакать, ей уже не остановиться.

Это уже не имело значения. Сделанного не исправишь. Если она раньше и была Маркусу небезразлична, то теперь ему на нее наплевать. Он сам так сказал. Она предала его и себя, потому что не верила в его чувства. Просить о помощи можно лишь того, кому доверяешь. Он не был в их числе.

Но она не переставала мучиться сомнениями. Как бы он поступил, если бы она пришла к нему тогда? Ведь для того чтобы спасти Дженни, одной жилетки, чтобы в нее выплакаться, мало. Едва ли он был готов дать ей то, о чем она могла бы его попросить. И вряд ли с радостью воспринял бы весть, что она готовится стать матерью его ребенка. Нет, она не станет говорить ему о сыне. Она еще не в силах принять удар.

Маркус искоса посмотрел на молчавшую Ронни. В густых сумерках он мог разглядеть лишь ее силуэт.

Вот уже минут десять они ехали молча. Она отделывалась односложными репликами и всем своим видом давала понять, что говорить не настроена. Закончив исповедь, она замкнулась в себе. По всей видимости, объяснив ему причины своего поступка, она сочла, что все темы исчерпаны и говорить им больше не о чем. Разве она не понимала, что ее ответы вызвали еще больше вопросов?

Если честно, то и он не был настроен на праздную болтовню. Узнав о смерти ее родителей и болезни сестры, он чувствовал себя так, словно его со всей силы ударили под дых.

Почему она ничего ему не сказала тогда?

Она ему ни на грош не верила. Ладно, пусть он с самого начала дал понять, чтобы на длительные отношения она не рассчитывала. Но это же не значит, что она должна была скрывать от него свою жизнь? У каждого мужчины есть свой Армагеддон. И эта чопорная маленькая секретарша-робот стала им для него. Она затронула в нем что-то такое, чего ни одна женщина не могла разбередить. Но не понимала этого.

Его желание обладать ею никогда не утихало: ни за краткие месяцы их романа, ни за полтора года, что миновали после него. Он думал о будущем, а она – как спасти жизнь сестры. Без его помощи.

И куда это их завело? И как насчет того шпиона (или шпионки), что работает сейчас в «Клайн технолоджи»?

– Ты как-то сказала мне, что сейчас твоя сестра здорова. Это правда?

Ему показалось, что голос его откликнулся эхом в пустой машине, но она все же ответила, хотя и не сразу.

– В смысле физическом – да.

– Что ты хочешь этим сказать?

Ронни повернула голову и стала смотреть в окно, любуясь ночным пейзажем.

– Тело ее снова здорово, но ей многое надо наверстать. Она провела год, не вылезая из больниц, и еще один – под химией. С тех пор как курс химиотерапии закончился, она учится на дому, чтобы наверстать упущенное в школе и догнать сверстников. И еще она ждет, пока волосы снова отрастут. Она хочет последний год провести в обычной школе и затем продолжить обучение в колледже.

Судя по голосу, Ронни не верила в возможность осуществления последней части.