– Знаешь что? Мне нужно пятьдесят динаров. Не дашь ли ты мне их из налоговых денег?

– Конечно, писарь, почему не дать… Деньги не мои, мне не жалко. А в город пойдешь?

– Нет!

– Вот теперь я тебя люблю! – воскликнул староста, обнял писаря, открыл кассу, запустил руку в налоги и выдал писарю пятьдесят динаров.

Потом обнялись и остальные, и по предложению писаря все отправились в кабак.

Кабак пустовал, можно было говорить громко, и за первым же графинчиком батюшка изложил дело: так, мол, и так, Радое решил покумиться с Аникой и в воскресенье понесет ребенка крестить в церковь. Потом батюшка объяснил, что из этого может выйти, какой срам получится.

Рассказывал он всем, но смотрел в глаза одному писарю, и во взгляде его читалось: «Писарь, друг, на тебя вся надежда!»

– Не знаю, что бы это можно было сделать, – первым задумчиво произнес староста. – Нет ли такого закона, по которому Радое нельзя стать крестным отцом.

– Нет и не было такого закона, ведь Радое не иноверец, – объяснил батюшка.

– А ты что думаешь, писарь? – спросил староста.

Писарь задумался, и все нетерпеливо уставились на него. Наконец он пожал плечами и сказал:

– Ничего другого не остается, как совершить государственный переворот!

– Каким образом? – озабоченно спросил батюшка, который в этом обществе один лишь знал, что такое «государственный переворот».

– А так! – начал объяснять писарь и заказал новый графинчик. – Радое собирается крестить в воскресенье?

– Да, – ответил староста.

– А у нас сегодня среда?

– Да, – ответил батюшка.

– А можно завтра утром, после утрени, крестить ребенка? – продолжал спрашивать писарь.

– Конечно, можно, – ответил поп.

– Ну так слушайте! – сказал писарь, и все навострили уши и придвинулись поближе. – Завтра утром, после утрени, ты, батюшка, останься в церкви, а ты, староста, сгоняй посыльного Срею к Анике: староста, мол, велел тотчас нести дитя в церковь крестить, потому что по христианскому закону нельзя ему больше оставаться некрещеным. Если Аника упрется и скажет: Радое его крестит в воскресенье, то Срея пусть ей ответит: в воскресенье батюшки в селе не будет, а Радое уже там ждет их с ребенком в церкви.

– А потом? – спросил батюшка, которому уже становился ясен смысл «государственного переворота», задуманного писарем.

– А потом Срея от имени общины окрестит ребенка!

– Замечательно! – возрадовался батюшка, и чело его просветлело. – Спасибо тебе, писарь! С твоим умом тебе бы архиереем быть!

– Такого не придумал бы и сам государственный контроль! – добавил староста, для которого из-за вольного обращения с налогами страшнее государственных ревизоров ничего на свете не было.

Не зная, что сказать, лавочник в знак одобрения заказал сразу пол-литра водки.

– Надо бы общине и имя какое-нибудь придумать младенцу, – продолжил староста прервавшийся разговор.

– Неплохо бы, – согласился батюшка, – а то вдруг Срея из уважения к тебе, как к старосте, даст ему твое имя.

– Этого еще не хватало! – испуганно воскликнул староста, и теперь ему самому стало ясно, как умно он поступил, подняв этот вопрос.

– Мне кажется, – впервые раскрыл рот лавочник, – надо посмотреть в календаре, какой святой приходится на завтра, и дать это имя.

Батюшке предложение лавочника показалось уместным, он тотчас сунул руку в карман рясы, извлек засаленный календарь и начал его перелистывать, слюня палец. Найдя четверг, он прочел:

– Трофим!

– Вот и назовем его Трофимом! – сказал лавочник.

– Ты что, – возразил писарь, – все село смеяться будет. Нет, выберите ему достойное имя.

Посыпались предложения – Павел, Тодор, Викентий – целый ряд красивых и достойных имен, но все они отвергались, потому что всякий раз находился в селе человек, который носил такое имя и мог бы поднять шум. Наконец кто-то упомянул имя «Милич», на нем и остановились. Перебрали в уме всех односельчан, но так вроде бы не звали никого.

На другое утро все получилось как по-писаному. «Государственный переворот» совершился так неожиданно, что Радое узнал об этом лишь к полудню. Услышав новость, он прошипел, как гадюка в лещедке:

– От сотворенья мира такого насилья не бывало, чтобы человека лишали права быть крестным отцом. Даже турки такого не вытворяли. Вот до чего мы дожили в нашем собственном свободном государстве!…