Шрифт:
Из-под мрачно сдвинутых бровей Джеки наблюдала за его движениями, гипнотизировавшими ее своей плавностью.
— Он что, йогой занимается? — задала она риторический вопрос, изумляясь, что мужчина, пусть даже такой уверенный в себе, как Эйдриан Синклер, может заниматься йогой на виду у посторонних. Большинство мужчин, которых она знала, сочли бы подобное довольно странным занятием. Однако оттого, что эти движения выполнял Эйдриан, они выглядели интригующе-притягательно и вместе с тем мужественно. Тут требовалась серьезная физическая подготовка и способность сохранять равновесие, а Эйдриан делал их так, будто ему это не стоило никаких усилий.
— Сдается мне, качка его не беспокоит, — заметил Тай.
— Похоже, ты прав, — рассеянно проговорила Джеки, мучительно решая, как вести себя дальше. Нужно было как-то подстроиться к Эйдриану, но как? Обычно обиженного на нее мужчину Джеки оставляла без внимания, чтобы он пережил свою обиду самостоятельно. Однако в данном случае на карту было поставлено слишком много. И не только ее шхуна. Возникшая в их отношениях натянутость изводила ее. Ей хотелось восстановить их дружбу. А впрочем, черт с ним! Почему это именно она должна делать первый шаг к примирению?
«Потому что, — подсказал ей здравый смысл, — ты больше теряешь».
«Два извинения за два дня?»
«Ох, ты, Боже мой! Не рассуждай, а просто соберись с духом и сделай это!»
Со вздохом смирения Джеки извинилась перед Таем и, оставив его, спустилась вниз по трапу. Она не спеша, пересекла главную палубу, по ходу проверяя канаты отчасти по привычке, а отчасти для того, чтобы потянуть время. Когда она подошла к баку, Эйдриан сидел с закрытыми глазами, скрестив ноги и положив руки на колени. Джеки стояла и ждала, когда он откроет глаза, но прошло несколько бесконечно долгих мгновений, прежде чем он пошевелился.
В порыве малодушия она, трусливо покосившись на трап, чуть было не ушла.
— Тебе что-нибудь нужно? — спросил Эйдриан, и Джеки от неожиданности вздрогнула.
Она обернулась и обнаружила, что он так и сидит с закрытыми глазами.
— Нет, если я тебе не мешаю.
— Не мешаешь. — Эйдриан открыл-таки глаза, но его голос по-прежнему звучал холодно.
— Вообше-то, мы можем поговорить и потом, когда у тебя настроение будет получше.
— Нормальное у меня настроение, — с обидой возразил Эйдриан.
— Прости, но ты, по-моему, все еще продолжаешь на меня дуться.
— Ничего я не дуюсь. Я медитирую. Или, по крайней мере, пытаюсь это делать.
— Ну, хорошо, я тогда оставлю тебя. Поговорим позже. — И Джеки направилась к трапу.
— Джеки, — вздохнул Эйдриан. — Сядь.
— Да нет, я правда…
— Сядь, я тебе сказал! До чего ж ты все-таки упрямая.
— Я не упрямая!
Эйдриан посмотрел на нее через плечо. Она вернулась и села, так же, как и он, скрестив ноги и обхватив руками колени.
— Не нужно обижать меня: я пришла извиниться.
— По правде говоря… — Эйдриан провел ладонью по лицу. Было видно, что он чувствовал себя не менее усталым, чем она. — …просить прощения на сей раз надо мне.
— Неужели? — Удивление Джеки было так велико, что от ее негодования и обиды не осталось и следа. На ее памяти почти не было случая, чтобы кто-нибудь из мужчин просил у нее прощения. Мужчины вообще это делают только под давлением.
— Я не собираюсь извиняться за то, что у нас с тобой было, — это означало бы, что я бессовестно тобой воспользовался, чего не было, или что я сожалею о случившемся, чего тоже нет.
Джеки вспыхнула: промелькнувшие у нее в голове картины прошлой ночи еще не успели утратить своей яркости, заставив ее тело запульсировать, а щеки загореться.
— Я прошу прощения за свою несдержанность, которую допустил позже. Просто… — Эйдриан понизил голос, переходя на доверительный тон: — Со мной никогда ничего подобного не случалось, и боюсь, в этой ситуации мне не удалось сохранить лицо.
— Ты это о чем?
— Еще ни одна женщина не выкидывала меня из своей постели. — Эйдриан покраснел. — Не хочу показаться нескромным, но я клянусь тебе, что… женщины, как правило, напротив, пытались уговорить меня остаться.
Джеки пристально посмотрела на него, не находя ответа. Эйдриан покачал головой и смущенно засмеялся:
— Я уже почти наизусть затвердил речь под названием «Давай останемся друзьями» — так часто мне приходилось ее произносить, — но сам я ни разу ни от кого ничего подобного не слышал. Ты же с момента нашего знакомства прочитала ее мне уже, по крайней мере, три раза. Должен признаться, что слышать это от другого человека совсем не то, что произносить самому.
— То есть, ты хочешь сказать, я оскорбила тебя в лучших чувствах?