Шрифт:
— Это интересно, — сказал секретарь. — Где же, в каких местах вы бывали?
— Ты лучше спроси, где я не бывал! — усмехнулся парень. — Везде бывал. В Ленинграде, в Минске, в Брянске, в Сталинграде, в Харькове, в Днепропетровске…
У стола секретаря постепенно стала собираться толпа любопытных. Она с уважением поглядывала на рубаху-парня.
— И во Владивостоке бывал? — спросил молоденький комсомолец, глотая слюну.
— Бывал. Четыре раза. И в Челябинске, и в Одессе, и в Хабаровске, и в Ростове, и в Баку.
— А в Мурманске?
— Как же! Приходилось. И в Батуме был.
— Интересно? — спросил комсомолец с завистью.
— Как где. Которые места есть действительно интересные.
— Зачем же вы, товарищ, путешествуете? С какой целью? Какими достопримечательностями интересуетесь?
— А ими и интересуюсь: заводами, фабриками, новыми строительствами. Так и езжу. С завода на завод, с фабрики на фабрику, со строительства на строительство. Потому, значит, что я путешественник в душе.
— Неужто и на Днепрострое был? — ахнул комсомолец.
— На Днепрострое? Сколько раз! И на Тракторострое, и на Сельмаше, в Челябгрэсе, и в Загэс, и на «Красном путиловце»! Куда там! На керченском заводе был, на Сибкомбайнстрое, на иваново-вознесенских текстильных фабриках. В Астрахани на путине был… Эх, что говорить!.. Таких путешественников, как я, у вас в обществе туристов не сыщешь.
Толпа туристов молчала, подавленная великолепием рубахи-парня.
— А может, он врет, ребята? — прошептал комсомолец. — Ведь это же физически невозможно побывать во стольких местах!
— Для кого, может, и невозможно, — сказал посетитель, — а для меня, извиняюсь, вполне возможно. А ежели не верите, то…
Он полез в карман и вынул оттуда огромную засаленную пачку удостоверений.
— Полюбуйтесь-ка! Все печати на местах. Мне, извиняюсь, везде печати ставят, чтоб, значит, потом не было нездорового недоверия. Вот печать Днепростроя, вот Сельмаша, вот астраханская, вот бакинская… Видал миндал?
— Так ты же, товарищ, знаменитый человек! — воскликнул комсомолец. — О тебе, наверно, в газетах пишут?
— Случается, пишут, — осторожно заметил посетитель, — но я человек скромный, не люблю видеть свое имя в печати… Так-то, братишки…
— А сейчас куда собираешься?
— Сейчас? Сейчас в Казахстан думаю податься. На Турксиб. Там, говорят, лучше платят… то есть… достопримеча…
Очутившись на улице, Перекатилов почесал ушибленный при падении бок, сплюнул и пробормотал:
— Догадались, черти! Ну и жизнь, извиняюсь, поганая! До всех добираются! Даже порядочному путешественнику-летуну жить не дают!
1930
Его авторитет
Недавно мне пришлось сидеть в кабинете некоего Ивана Иваныча.
— Там бригада пришла, — сказал ему секретарь, — требует, чтобы мы на основании приказа передали в НКПС работающего у нас бывшего помощника машиниста.
— Какого машиниста? Разве у нас работает?
— Вот видите, вы даже и не знали. Конечно, работает. Маленький такой, рябой…
— Гм… рябой, вы говорите? А что он у нас делает?
— Между нами говоря, ничего. Так, какие-то бумажки согласовывает.
— Так-с. Попросите сюда бригаду. Пожалуйте, товарищи. Садитесь. Чайку не хотите ли? Нет? Чем могу?
— Тут у вас паровозный машинист служит. Так вот мы его хотим…
— Машинист? У нас? Служит? Паровозный? Вы смеетесь, товарищи…
— Да мы серьезно. У нас есть точные сведения.
— Нет у нас машиниста.
— Есть, есть. Нам известно. Маленький такой, рябой.
— Маленький? Рябой? Позвольте, позвольте… Конечно же, без него наше учреждение и минуты не сможет работать. Ну вот ни секундочки. Все развалится без него. Он нам нужен до зарезу!
Иван Иваныч вскочил с места и провел ребром ладони по своему горлу, желая подчеркнуть этим необходимость работы в учреждении маленького рябого машиниста.
— Берите кого угодно! — патетически воскликнул он. — Самого меня берите, но рябого… н-нет, этот номер не пройдет! Рябого я не отдам!
— Но ведь приказ!..
— Не могу, товарищи, и не просите.
— Посмотрим, — сухо сказала бригада.
— Посмотрим, — сказал Иван Иваныч также сухо.
Его глаза зажглись огнем вдохновения. Предстояла длительная веселая склока, полная деятельной борьбы и острых положений.