Если только она сможет это сделать.

Принцесса украдкой посмотрела на Вирджила, и вдруг ее пронзила мысль, что этот высокий, невозмутимый, самоуверенный и надменный техасский рейнджер мог бы оказаться прекрасным правителем! Он мог бы управлять королевством и подданными с той же легкостью и беспечностью, с какой покорял эти дикие, забытые Богом места, по которым они сейчас ехали. И можно себе представить, каких отпрысков он произведет на свет, если… Если она станет его женой.

Принцесса покраснела от этих крамольных мыслей и неожиданно почувствовала страх. Она боялась огромного, черноволосого, дьявольски красивого техасца с голубыми глазами. Ее пугала его суровая мужественность, его удивительная способность легко подчинять себе. Она боялась его так, как никогда не боялась ни одного мужчины.

Он совершенно заворожил ее. В нем было что-то волнующее и загадочное, и как она ни старалась, так и не могла забыть своих ощущений в ту первую ночь, когда он прижимал ее к себе и целовал, пока она не остановила его. Принцесса знала, что, если этой ночью он снова будет ее целовать, она уже не сможет оттолкнуть его.

И теперь принцесса поняла, что она должна сбежать от него сегодня же. Больше медлить нельзя.

Посреди выжженной солнцем пустыни, граничащей с долиной Туларосы, вождь апачей гордо восседал на нетерпеливо перебирающем копытами красавце коне. Позади него верхом на лошадях неподвижно застыли воины.

Никто из них не осмеливался заговорить или выехать вперед. Их молодой вождь уже несколько недель пребывал в дурном расположении духа. Каждый новый день, который не приносил с собой ни капли дождя, делал его еще более злым и угрюмым.

Вождь гордился своей способностью вызывать дождь. Он утверждал, что стоит ему поднять руки к небу и произнести заклинание, как небо затянут тучи и на землю прольется живительная влага.

Однако вот уже несколько месяцев, к его огромной досаде, он не мог вызвать дождь. Сколько бы заклинаний ни произносил он, стоя под безоблачным небом, ни одна капля влаги не желала падать на пересохшую землю. В летнем небе так и не появилось ни одного облачка. Драгоценные ручьи пересыхали, трава выгорала под солнцем, лошади умирали от жажды и голода.

Его воины старались не напоминать ему о его неспособности вызвать дождь. Это было небезопасно. Они также не осмеливались заговаривать о том, что тревожило их вождя даже больше, чем утраченная способность вызывать дождь.

Они слишком хорошо знали, каким жестоким становился их кровожадный вождь, когда долго оставался без вожделенной награды, доставлявшей ему огромное удовольствие. Гораздо большее, чем украденные лошади или сожженные ранчо, скальпы американских солдат или техасских рейнджеров.

Все знали, что этот огромный краснокожий индеец, имевший в резервации трех молоденьких жен, без устали шнырял по фермам и ранчо в поисках молодой белой женщины. Хорошенькой женщины. Его не привлекали худые, изможденные непосильной работой жены фермеров, чьи лица прежде времени покрылись морщинами. Он презирал толстых матрон с обвислой грудью и пышными бедрами. И он не обращал никакого внимания на женщину, если у нее были черные волосы.

Он без устали искал ту единственную женщину, которая была ему нужна, молоденькую, но не слишком. В возрасте от восемнадцати до тридцати лет.

Он уже отметил свою двадцать четвертую зиму. Этого мрачного вождя апачей, восседавшего на танцующем мустанге, звали Удар Грома.

Вождь Удар Грома гордился тем, что одно его имя наводило ужас на этих презренных бледнолицых. Его репутация становилась все более грозной после каждого опустошительного набега и каждого добытого им скальпа белого человека, который он добавлял к своим многочисленным военным трофеям. И с каждой белой красавицей, которую он считал своей личной наградой.

Удар Грома был в самом расцвете сил. О его мощи и выносливости слагали легенды. Он мог без устали пробежать двадцать или тридцать миль, мог сломать шею взрослого человека одним ударом ладони. Говорили также, что однажды на спор он поднял огромного мустанга.

Вождь Удар Грома был огромным индейцем с широкими плечами, мощной грудью и длинными мускулистыми руками и ногами. Когда его толстые губы расплывались в улыбке, на медном лице обнажались крупные белые зубы. Его нос был прямым, но слишком длинным и широким для его лица. А когда индеец злился, его огромные ноздри раздувались и дрожали, наводя ужас на соплеменников.

Впрочем, фигура индейца не была лишена красоты. Но широкое плоское лицо с большим ртом и греческим носом было уродливым, неприятным, отталкивающим. Вождь прекрасно знал, что пугал людей одним своим видом. И это радовало его. Ничто не доставляло ему большего наслаждения, чем дрожащие от страха бледнолицые.

Тело этого гиганта, прикрытое только набедренной повязкой, блестело на ярком солнце. Густые черные волосы, перехваченные на лбу белой повязкой, ниспадали на широкую спину. Резкий порыв ветра подхватил длинные черные пряди и закинул на лицо дикаря, но тот, погруженный в свои невеселые мысли, даже не заметил этого.

Его молчаливые спутники хорошо знали, что на уме у Удара Грома. Они понимали, что, пока он не отыщет то, что ему нужно, им покоя не будет. Такое уже бывало, и не раз. Эта дикая болезненная страсть требовала удовлетворения любой ценой.