– Какого черта ты стоишь? Забыл, что ли, как садиться?

На этот раз Пэйс прямо взглянул на Дору, и она с ужасом ощутила, как засален ее фартук, а платье мешковато, и подняла суповую миску, чтобы иметь предлог не смотреть на него.

– Я ожидаю, когда сядет за стол мисс Смайт, – ответил Пэйс все так же натянуто.

Карлсон недовольно фыркнул:

– Тебе придется ждать, пока горы не рассыплются в песок, если ты не возьмешь в руки кнут и не вобьешь немного ума в головы наших черномазых.

Повисло неловкое молчание, и Дора, наконец, нашлась:

– Садись, Пэйс. Я для тебя сейчас накрою. Цыпленок почти готов. Я только отнесу поднос с едой твоей матери и сразу пришлю вниз Энни обслужить тебя.

Она знала, что Пэйсу неизвестно о падении авторитета хозяев в здешних местах. К тому же он сейчас пытался подчеркнуть, что он джентльмен, в ее глазах и в своих собственных, и Дора терялась в догадках, как ему дать понять, что ей никакие доказательства не нужны. Насколько известно, прирожденные джентльмены давно повымерли и, возможно, были никчемные люди в свое время. Она указала Пэйсу на стул и подошла к буфету взять фарфоровые тарелки и серебряный прибор.

Пэйс бесшумно возник у нее за спиной, чем изрядно испугал, и протянул руку к тарелкам. Ее остро взбудоражило присутствие мужчины, который всего несколько часов назад держал ее, обнаженную, в своих объятиях. Она уже прекрасно знала его физическое естество и почувствовала кипучую силу тела, скрытую сейчас элегантным сюртуком. Он едва-едва не коснулся протянутой рукой ее груди, и она задержала дыхание на тот миг, когда он взял тарелку и коснулся пальцев Доры.

– Я сам могу поставить себе прибор и тебе тоже. Пойди позови Энни. И скажи моей матери, что если она хочет есть, то может сойти вниз и пообедать вместе с нами. Я буду очень рад помочь ей спуститься по лестнице.

Дора не понимала, почему он сделал такое далеко идущее предложение. С Пэйсом всегда трудно ждать каких-то готовых ответов. Она отдала ему тарелки, но на большее не согласилась.

– Уверена, что у вас с отцом есть многое, что обсудить, – пробормотала Дора. – А я поем, как обычно, вместе с твоей матерью.

Она сумела отстраниться от него и, закутав руки в передник, направилась к двери.

– Нет, черт возьми, ты должна есть здесь, как это тебе и полагается, – крикнул Пэйс ей вслед, – пора наконец нашей проклятой семье быть заодно!

Карлсон, удивленно вздернув брови, посмотрел на сына и вернулся к супу. Он давно сложил с себя семейные обязанности.

Дора могла разделить чувства Пэйса, но не могла представить, как он осуществит их на деле, и молча направилась в спальню его матери. Вообще-то попробовать не мешает.

Но когда она изложила Харриет мнение и пожелание сына обедать всем вместе, та посмотрела на Дору как на сумасшедшую.

– Пэйс хочет, чтобы я спустилась вниз ради удовольствия наблюдать, как он и его отец рвут друг друга в клочья? Нет, благодарю. Я отклоняю приглашение. – Она решительно устроилась в чрезмерно пухлом кресле возле постели. – Да я лучше умру с голоду.

Такого ответа Дора и ожидала, но ради Пэйса и чтобы мать не поссорилась с сыном, она сделала еще попытку.

– Пэйс будет вести себя отменно. И я напомню ему об этом, если он забудется. Для него все это многое значит. Он скоро вернется на войну. И это поможет воздействовать на прислугу. Может быть, вам удастся убедить кухонных девушек снова вернуться к своим обязанностям. У меня нет такого подхода к слугам, как у вас.

Харриет постучала ногой о пол и посмотрела в окно. Она уже довольно давно не просила опиумных капель. И большую часть дня теперь бодрствовала. Наверное, подумала Дора, ей ужасно скучно сидеть в своей спальне день-деньской, ничего не делая. Ей, наверное, очень хочется выйти из комнаты. И, возможно, Пэйс дал ей приемлемый повод нарушить добровольное затворничество в четырех стенах.

– Энни поможет вам уложить волосы, – робко заметила Дора. – Неужели вам не хочется снова надеть какое-нибудь красивое платье?

Харриет повернулась и смерила ее проницательным взглядом.

– Это тебе надо укладывать волосы в прическу и носить красивые платья, а то ты выглядишь как старая дева. И если будешь такой и впредь, то не сумеешь вызвать интерес у моего сына.

И Харриет жестом приказала Энни подать ей с туалетного столика серебряную щетку для волос.

Не смея выйти из боязни, что Харриет передумает, Дора осталась, чтобы помочь выбрать платье и надеть подходящее нижнее белье. Все было такое старомодное и не сидело как следует. К. тому же Дора мало разбиралась, как и что надо надевать под вечерний туалет. Однако она отыскала все, что требовалось для полной экипировки. Харриет уже нельзя было назвать красивой женщиной с ее двойным отвисшим подбородком и чрезмерно расплывшимися грудью и талией, но все же впервые за многие годы она оделась по-человечески. И Дора с облегчением вздохнула, когда Харриет, пошатываясь, заковыляла в незастегнутых туфлях к двери.

– Энни, позови моего сына, а ты, Дора, сама переоденься. Слуги в столовой не обедают. Ты должна выглядеть как наша гостья.

Величественным взмахом руки Харриет отпустила Дору и Энни выполнять ее пожелание, а сама осторожно, чтобы не споткнуться, направилась в давно забытый холл.

Дора, волнуясь, скрылась у себя в комнате. Сняв фартук, она достала свое лучшее платье, в котором ходила только на собрания общины. Может, если она снимет воротник и рукавчики, то станет меньше походить на служанку. Матушке Элизабет все это не понравилось бы. Старшие тоже не одобрили бы ее поведения, но мир и спокойствие в этом доме сейчас важнее ее привычки скромно одеваться. Просто сшитое, неприглядное платье должно было поддерживать представление о равенстве, отучать от тщеславия и желания быть замеченной. Квакеры придерживались таких взглядов уже несколько столетий, но Дору это лишь укрепило в желании изменить традиции, и она без сожаления расставалась с маскирующими ее женские достоинства одеждами.