Компания по страхованию жизни «Эквитабл лайф иншуранс сосайэти» в своем ежегодном отчете за 1951 год объясняла, что Маккарти не смог удовлетворить амортизационные требования по своим займам, общая сумма которых составляла 34,1 миллиона долларов, хотя и выплачивал проценты по займу. Чтобы защитить свои интересы, «Эквитабл лайф Иншуранс сосайэти» конфисковала залог и приняла на себя руководство собственностью Маккарти в виде нефти, газа и отеля.

В довершение всего оказалось, что он был должен шесть миллионов долларов (по другим версиям — пятнадцать) «Метрополитен лайф» и что это положило конец его убыточному химическому заводу.

Был продан и «Трилистник». «Эквитабл лайф иншуранс сосайэти» продала его сети отелей «Хилтон».

У Маккарти остались только дом, газеты, радиостанция, кое-какая недвижимость и ранчо.

Но постепенно и это уплыло у него из рук. Одно раньше, другое позже.

«Меня больше всего возмутило, каким образом это произошло. В 1950 году у меня было много нефти. Но квоты Железнодорожной комиссии навредили всем. Они остановили приток наличных, необходимых для продолжения работы. Да, если говорить откровенно, я тратил слишком много. Поэтому я начал продавать то, что было непродуктивным, в частности газеты. У меня там было слишком много сотрудников. Со временем мне даже пришлось продать пятьсот акров земли — место, которое раньше называлось Шарпстаун, а теперь находится в центре Хьюстона. Я не хотел продавать, но был вынужден это сделать».

Его трехэтажный дом в колониальном стиле стоимостью в семьсот тысяч долларов был продан только в шестидесятых годах за полтора миллиона. Этот участок пошел под постройку многоэтажного жилого дома.

А в тот момент, когда Глен Маккарти мог спасти свою империю, если бы сделал, что ему говорили, он опять пошел против течения.

Когда старые нефтяники собираются вместе вспомнить старые добрые времена и речь заходит о Глене Маккарти, все они в один голос говорят, что он мог бы спасти все, если бы принял предложение Гарри Синклера — того самого человека, чье имя красовалось на вывеске «Синклер ойл компани» и который был владельцем заправочной станции, где Маккарти когда-то работал на насосе.

Как говорят, Синклер был готов дать Маккарти 100 миллионов долларов за его собственность плюс еще 50 миллионов на оплату долгов. После выплаты налогов у Маккарти осталось бы еще около 75 миллионов. Но Маккарти никогда не играл по таким правилам. Он с самого начала был одиночкой, а одиночки остаются одиночками, независимо от степени риска.

Собственно прибыль никогда не была для него самоцелью. Его интересовала сама игра. Азартная игра. При(чем ему было не важно знать, выиграл он или проиграл, но он рискнул своими собственными деньгами. Верный романтической легенде уайлдкэттеров, он был игроком, который всегда идет до конца и для которого важна только игра. Весь выигрыш — сколько бы там ни оказалось фишек — бросается обратно в игру. Весь проигрыш списывается со счетов как вступительная ставка.

Чтобы узнать тех немногих настоящих уайлдкэттеров, сохранившихся со времен Маккарти, достаточно посмотреть, как загорятся их глаза при слове «нефть». И сразу станет ясно, что, если даже они с самого начала будут знать, что потеряют, почти все, ни один из них не остановится на полдороге.

Дело не в прибыли.

Дело не в деньгах и не во власти.

Дело даже не в нефти.

Дело в том, чтобы найти то, что искал.

Через шесть месяцев после того, как основная часть его собственности перешла во владение «Эквитабл лайф иншуранс сосайэти», Маккарти еще был на ногах. Он учредил компанию «Глен Маккарти инк.» и хотел продать 10 миллионов своих акций на Уолл-стрит. Но у комиссии по ценным бумагам и биржам были на этот счет свои со ображения. Комиссия заблокировала его заявку под предлогом того, что он не разъяснил своим потенциальным вкладчикам, насколько это рискованно. Он переписал документы своей компании и нашел брокера, готового этим заняться. Но за день до его дебюта на бирже далласская промышленная группа заявила, что у нее есть долговые расписки Маккарти на сумму два с половиной миллиона долларов за оборудование для его химического завода, и подала на него в суд. Комиссия по ценным бумагам и биржам немедленно забрала назад свое разрешение.

Год спустя Маккарти был уже в Боливии, где арендовал у правительства 970 тысяч акров земли под добычу нефти и газа. В течение какого-то времени казалось, что все вернулось на свои места.

Он начал бурить в Гран-Чако, и первая же скважина принесла удачу.

Но политический климат в Боливии не всегда полезен для гринго. Вдобавок его скважины в Гран-Чако были окружены густыми джунглями, через которые не могли пройти нефтевозы. Денег, собранных им для бурения, не могло хватить еще и на постройку нефтепровода, поэтому, он установил контакт с торговцем персидскими коврами в Нью-Йорке, у которого когда-то покупал ковры, и попросил его помочь найти два миллиона долларов на нефтепровод. Торговец коврами и его друзья решили помочь Маккарти, потому что это был Маккарти. Но цены росли быстрее, чем шла постройка нефтепровода, и Маккарти вернулся домой с гораздо меньшей суммой, получешюй за свои труды, чем можно было предположить.

«Корк клаб» давно перебрался из «Трилистника» новое место, и в течение следующих нескольких лет он управлял клубом.

В 1963 году он продал свои права на клуб и тихо исчез из виду.

Но старые уайлдкэттеры не умирают. Они до сих пор чуют нефть под каждым солевым куполом, к которому их приводят их носы.

Когда сеть отелей «Хилтон» сообщила о продаже «Трилистника» и о том, что здание будет использоваться как-то иначе, управляющий первым делом снял со стены портрет Глена Маккарти, провисевший в холле тридцать, семь лет.

Это не было проявлением неуважения.

Он снял его потому;что в Хьюстоне до сих пор есть много людей, для которых отель связан с Маккарти и которые считают, что в свое время он был так же знаменит в Техасе, как сам Сэм Хьюстон. И управляющий слишком хорошо знал, что портрет в конце концов будет кем-нибудь украден как сувенир прошедшей эпохи.

Поэтому портрет был снят.

Но Глен Маккарти не хочет об этом говорить.

Ему доставляет больше удовольствия показать фотографии своих детей или поговорить о своих правнуках.