Шрифт:
– Нет, – сказала она, – мне об отце ничего не известно.
– Но ведь что-то тогда случилось? Что-то важное?
Миссис Сискин сжала платок в кулаке.
– Да, но Бесс умерла, бедняжка, прежде чем все это вышло наружу. Он лежал на ее совести, весь этот ужас, и она отчаянно старалась обрести мир прежде, чем уйти на покой. Она боялась, что будет вечно гореть в адском огне, и ей так хотелось все исправить…
– Это был ее долг – потребовать назвать имя отца, пока Рейчел рожала, – осторожно сказала Сара. – Бог милосерд, он не проклял бы ее, ведь она сделала бы только то, что требует приход.
– Нет, нет! – Миссис Сискин опустилась на кресло у окна. – Вы ухватились совершенно не за тот конец веревки! Бесс страшно согрешила, хотя она ни за что не сделала бы этого, если бы мистер Мидуэй не принудил ее.
– Мистер Мидуэй? Ее муж?
– Ронни Мидуэй был родом из Девона, из деревни Стоунбридж, – произнесла миссис Сискин с таким видом, как будто этим все объяснялось.
Сердце Сары сжалось, словно призрак прошлого положил ей руку на плечо.
– Из деревни Стоунбридж, на южном побережье?
– Да, он и его единоутробный брат – они оба оттуда. Мидуэй был рыбаком.
– Он еще жив?
– Нет, упокой Господь его душу! Он ушел меньше чем через три недели после того, как Бесс приняла у вашей кузины. Его лодка попала в шторм. Божья кара – вот чего боялась Бесс. Тогда-то она и начала попивать. Хотя она так и не открылась мне, в чем дело, пока не начала умирать, вон там, в спальне на втором этаже. Она сказала, что не сможет умереть спокойно, если сперва не попытается все исправить, и поручила мне сделать это за нее.
Солнце зашло за гряду облаков, погрузив комнату в сырой полумрак, и Саре стало не по себе. Впрочем, она так до конца и не понимала, почему ей страшно.
– Что она хотела исправить, мэм?
– То, что они с мужем получили кучу денег за хранение этой ужасной тайны!
Миссис Сискин прижала к глазам смятый платок и расплакалась.
Охваченный нетерпением и промокший до нитки, Гай вернулся в «Якорь» только на следующий день, поскольку ночь ему пришлось провести в Грейл-Холле.
Граф и графиня, как и полагается людям воспитанным, виду не подали, что удивлены его неожиданным появлением, после того как он никак не отреагировал на их гостеприимство и коротко потребовал список гостей почти двухлетней давности.
Все это время образ Сары преследовал его и не оставлял в покое.
В сердце у него бушевала настоящая буря. Неужели ей нужно только его тело и его помощь? Точно так же было с Рейчел. Но может ли это быть правдой? С другой стороны, вправе ли он винить ее? Кто, как не он, сознательно опутал ее сетью лжи? Так какое же он имеет право требовать от нее правды?
Войдя в свою комнату, Гай швырнул на стол шляпу и перчатки, после чего постучал в дверь между комнатами. Сапоги его были до колен заляпаны грязью; грязь была и на бриджах, и на полах фрака. Приезжал ли Эмброуз де Верран домой к жене в таком виде, только что после сражения, и подступал ли к ней со своими супружескими правами? В конце концов, она скорее всего была выдана замуж насильно…
Едва Сара открыла дверь, ее щеки порозовели, как лепестки орхидеи, в которых отражается заход солнца.
Гай даже заставил себя отступить на шаг, иначе он схватил бы ее, поцеловал и понес прямо в постель.
– Прошу прощения, что пришел к вам прямо с дороги, – поспешно сказал он. – Я должен убедиться…
– Об этом потом. Вы видели лорда Грейла?
Гай кивнул.
– Двенадцать человек собрались в июне в его доме, чтобы провести научное совещание по поводу новейших идей относительно Египта.
– Египта?
– Фараоны, пирамиды, иероглифы. Речь идет о Древнем Египте, о том, что было задолго до Александра Македонского. Грейл – председатель этого общества, – Гай вынул лист бумаги, – а один из этих людей – любовник Рейчел.
Сара быстро прочла список.
– Некоторые из этих имен итальянские или французские, а вот это, кажется, немецкое…
– Голландское. Если отец ребенка вернулся из Грейл-Холла в Европу, это может объяснить, почему Рейчел приехала сюда, в порт на Ла-Манше.
Сара вернулась в свою комнату и снова просмотрела список.
– Ни одно из этих имен не настораживает, но, с другой стороны, может ли быть иначе?
Внезапно Гай осознал, что в ее голосе появилось что-то новое.
– У вас есть новости? – осторожно спросил он. – Что-то такое, что одновременно радует вас и огорчает?