Шрифт:
— Ты ведешь речь о Китидзабуро? — спросил он. — Мы с ним спали вместе. Вот, слышишь? — и он потряс рукавами своего платья, пропитанного ароматом сожженных курений.
Повеяло запахом курения «Белая хризантема». У О-Сити защемило сердце, и, не в силах совладать с собой, она ступила в спальню Китидзабуро.
Но тут послушник опять повысил голос:
— Эй-эй! О-Сити-сама затеяла ловкую штуку!… О-Сити испугалась.
— Скажи, чего ты хочешь? Что бы это ни было, я тебе куплю. Только замолчи! — сказала она.
— В таком случае, я хочу — восемьдесят мон деньгами… мацубая [114] … рисовых пирожков с начинкой, из Асакусы, пять штук… этого я хочу больше всего, — отвечал он.
— Ну, это легко исполнить. Завтра рано утром все пришлю тебе, — пообещала О-Сити.
Тогда послушник уткнулся в свое изголовье и вскоре уснул, повторяя про себя: «Как только настанет утро, я получу то, чего хочу больше всего… непременно получу то, чего хочу больше всего…»
Теперь оставалось поступить так, как ей подсказывало сердце.
[114] игра, тонкие деревянные пластинки в виде карт, на которых вразбивку написаны слова песни. Играющие должны подобрать всю песню.
О— Сити легла рядом с Китидзабуро и, не произнося ни слова, обняла его.
Китидзабуро вдруг открыл глаза и, задрожав всем телом, закрыл лицо рукавом своего спального кимоно.
О— Сити отвела его рукав:
— Почему ты так закрылся? Это нехорошо для волос.
— Мне шестнадцать лет! — печально сказал Китидзабуро.
— Мне тоже шестнадцать, — ответила О-Сити.
— Я боюсь настоятеля! — возразил Китидзабуро.
— И я боюсь настоятеля, — шепнула О-Сити. Оба они любили впервые, и дело между ними
пошло на лад не сразу.
Но вот прокатился удар грома — последний отголосок грозы.
— Как мне страшно! — И О-Сити прижалась к Китидзабуро. Тогда он привлек ее к себе, и рукава их перепутались. Они поклялись принадлежать друг другу до самой смерти.
Вскоре наступил рассвет. Торопливо зазвонил колокол в Янаке, а утренний ветер растрепал верхушки вечнозеленого кустарника.
Как горько! Только заснули, и вот уже рассвет, а с ним и разлука… А ведь мир широк. Найти бы уголок, где нет дня и всегда царствует ночь!… Но это желание не могло осуществиться. Оно лишь терзало сердце.
Между тем мать отправилась искать О-Сити, недоумевая, что с ней могло случиться, нашла и силой увела ее… Если подумать, все произошло, как в новелле из Исэ-моногатари, где дождливой ночью черт проглатывает возлюбленную кавалера давних времен!
И Китидзабуро остался один, неудовлетворенный и грустный.
А новый послушник не забыл того, что произошло минувшей ночью. Он заявил, что, если ему не отдадут то, что обещали, он всем расскажет о ночных делах.
Услышав эти слова, мать О-Сити вернулась к нему.
— — Я не знаю, о чем идет речь, но раз О-Сити обещала, я все беру на себя, — сказала она.
Что же делать матери, имеющей дочку-проказницу? Даже не выслушав до конца, она согласилась на все и хлопотала больше, чем сама О-Сити. В то же утро, говорят, приготовила и переправила обещанные безделки.
Приют любви в снежную ночь
В нашем мире следует быть осмотрительным. Но вот чего особенно нельзя делать: в дороге хвастаться деньгами, давать меч в руки пьяному, оставлять бездельника бонзу с девушкой.
Мать О— Сити, когда семья вернулась из храма, принялась наставлять дочку на путь истинный и прервала ее любовную связь.
Однако, благодаря участию одной из служанок, влюбленные могли обмениваться письмами и поведать друг другу о том, что было на сердце.
Однажды под вечер кто-то, по виду деревенский паренек из северного пригорода, принес в корзине на продажу весенние грибы и «конские метелки». По его словам, этим он и жил.
Позвали его в дом О-Сити.
Время было весеннее, но в тот вечер не переставая сыпал снег. «Как я вернусь в деревню?» — печалился юноша.
Хозяину стало жаль его.
— Заночуй у нас в сенях где-нибудь в уголке. А с рассветом отправишься в обратный путь, — сказал он.
Юноша обрадовался. Прибрав в сторону плетенки, на которых разложили собранные в поле гобо [115] и редьку, он завернулся в свой плащ из травы, закрыл лицо бамбуковым зонтиком и приготовился перетерпеть холодную ночь.
Однако ветер подбирался к самому изголовью, и сени выстыли. Уже жизни его грозила опасность. Дыхание замирало, глаза застлало пеленой.
[115] Съедобное растение из породы лопуховых.
