Выйдя из дома, Мария побежала по вымощенным каменными плитами дорожкам. На пути ей попадались естественные и искусственные пруды с лебедями, которые, выгнув длинные шеи, плавно скользили по гладкой воде. Массивные каменные стены были увиты плющом, а вдоль тропинок встречались заросли ежевики. Поросшие бурой травой склоны уступали место клумбам с бледными ростками крокусов, тянувшихся к теплым лучам солнца.

Все вокруг казалось ей полным тайн, заставляло; чувствовать себя беззаботным ребенком. Если бы Пол был здесь, он пугал бы ее феями, прячущимися под анютиными глазками и анемонами. Как он любил подшучивать над ней!

Наконец она нашла своего подопечного на крошечной террасе, которая, на первый взгляд, представляла собой просто зеленую лужайку, окруженную зарослями папоротника с потемневшими верхушками. Но при ближайшем рассмотрении лужайка оказалась покрытой лишайником скалистой площадкой, примыкавшей к красивому маленькому домику, который располагался рядом с обширными каменными конюшнями.

На мгновение Мария застыла, пораженная открывшейся перед ней картиной. Сердце замерло у нее в груди.

Куда делась обычная суровость его лица? Как разгладился его лоб! Как смягчились губы – они почти улыбались!

Нет. Невозможно. Это солнечные блики на голове и плечах герцога придают ему беззаботный… и даже счастливый вид. Свежий ветер заставил его щеки порозоветь и придал ему вид человека, который вот-вот рассмеется от удовольствия.

Она застыла на месте, загипнотизированная игрой света и тени на его лице. Каким прекрасным и по-детски невинным выглядел он в лучах яркого солнца! Ветерок ласкал его лицо, играл длинными волосами. Плед, обычно закрывавший его колени, сполз вниз. Шарф, который Гертруда повязала ему на шею, свисал со спинки кресла, развеваясь на ветру.

– Мисс Эштон.

Она вздрогнула и обернулась. Под темным сводом, образованным ветвями вяза, показался Бейсинсток. Воротник его куртки был поднят.

– Доброе утро, – улыбнулся он. – Я искал вас. Мне показалось, что вам доставит удовольствие совершить экскурсию по конюшням вместе со мной и братом.

Прежде чем она успела ответить, он взял ее за руку и повел за собой.

– Полагаю, вам уже рассказали о пристрастии брата к арабским скакунам.

– Кое-что, сэр.

– Удивительные существа – скоро сами увидите. Мой отец очень любил их. Даже предпринял путешествие в Аравию, чтобы попытаться купить несколько штук. А на обратном пути наше судно… – он тяжело вздохнул. – Смотрите под ноги. Осторожно. Похоже, это тропинка пришла в негодность, с тех пор как мой брат перестал выходить из дома. Бог с ним, с судном. Теперь это уже не важно. Сейчас мы говорим о лошадях арабской породы, мисс Эштон. Когда я познакомился со своей женой, Миракль, у нее была целая дюжина этих животных…

– Миракль? – Она нырнула под бурый занавес плюща, остановилась на мгновение, повернув лицо к солнцу, а затем вновь поспешила за Бейсинстоком.

– Да, Миракль, – кивнул он.

– Очень красивое и необычное имя, милорд.

– Она действительно очень красива и необычна, мисс Эштон. Как и ее лошади. Вскоре после нашей свадьбы она подарила брату несколько животных: жеребца по кличке Аристократ, кобылу Жемчужину и жеребенка от Аристократа, которого он назвал Наполеоном. Могу поклясться, что эти лошади изменили жизнь брата. Он проводил больше времени верхом на Аристократе, чем за карточным столом.

– Говорят, милорд, что человек, любящий лошадей, не может быть плохим. А еще говорят, что цыганское золото не звенит и не сверкает. Оно блестит на солнце и издает ржание в темноте.

– Вероятно, это слова какого-то цыгана, – сказал он, сверкнув белозубой улыбкой.

Она весело рассмеялась и, подпрыгивая, побежала вперед. Этим ясным утром у нее было прекрасное настроение, а колючий ветерок приятно бодрил, наполнял ее энтузиазмом. Господи, как давно она не чувствовала себя так легко и беззаботно!

Добравшись до террасы, она произнесла громким и ясным голосом, способным разбудить даже крепко спящего:

– Доброе утро, ваша светлость. Салтердон не отреагировал.

Она приблизилась к нему, на всякий случай держась на безопасном расстоянии, и взглянула на его освещенный солнцем профиль. Он, не отрываясь, смотрел на овальную арену, где всадник объезжал вздымающуюся на дыбы гнедую лошадь. Чисто выбритое лицо герцога было худым и строгим. Вероятно, ей показалось, что у него довольное выражение лица. В нем не было и намека на отрешенность.

– Доброе утро, – твердым голосом повторила она. – Сегодня чудесное утро, ваша светлость, не правда ли?

Ответа не последовало.

Она подняла упавший плед, встряхнула и сложила его, а затем осторожно нагнулась, чтобы укрыть им колени герцога.

– Вы прекрасно выглядите, ваша светлость. Такие красивые кожаные штаны…

Он вырвал плед из ее рук и швырнул на камни, даже не взглянув на Марию и не издав ни звука.

Сердце ее бешено забилось, горло, еще болевшее после недавнего инцидента, сжали спазмы. Она неуверенно топталась на месте, со страхом поглядывая то на Бейсинстока, который с беспокойством смотрел на брата, то на эти сильные, как клещи, руки, чуть не убившие ее вчера вечером.