Шрифт:
Картина неоспоримо принадлежала кисти Чертольского. Никто другой так писать не мог. Размашистый мазок, оригинальное виденье мира.
В хаосе зеленых красок, в белых и голубых пятнах, казалось бы, стихийно смешанных на полотне, Андрей вдруг увидел полную гармонии картину мирного русского леса. Молодая березовая роща, встревоженная налетевшим шквалом холодного ветра, бурлила кипеньем листвы и ветвей.
Гернетт с интересом наблюдал за Андреем, стараясь угадать его реакцию. Увидев ошеломленное лицо художника, улыбнулся.
— Переверните вверх ногами.
Андрей последовал совету и вгляделся в полотно. Теперь зеленая буря воспринималась по-иному. Это были дикие джунгли Амазонии, густые, непроходимые, переплетенные лианами, таинственные и незнакомые.
— Это, — Андрей не находил слов. — Это…
Гернетт, довольный эффектом, который произвела картина на художника, засмеялся:
— Это работа гениального мастера.
— Кто он?
— Вряд ли вы слыхали его фамилию. Шарль Дебюи. Он жил рядом со мной, и мы были друзьями. Замечательный человек, прекрасный художник.
Это был Чертольский, точно. Он и только он. Итак, Шарль Дебюи. Корицкий говорил, что его картины есть в музеях Парижа и Лондона. Надо будет посмотреть каталоги на Дебюи…
— Вы куда-то ушли, мистер Стоун?
Андрей тряхнул головой:
— Он жив?
— Даже не знаю, — Гернетт качнул головой. — Он отсюда уехал. Но скорее всего жив. Такие люди живут долго.
— Какие?
— Дебюи воевал во французском сопротивлении. После войны приехал на Побережье. Он искал недобитых гитлеровцев а Южной Америке…
У Андрея не осталось сомнений — это Кирилл Петрович Чертольский.
Возвращая картину на место, Андрей с благоговеньем сказал:
— Я преклоняюсь, мистер Гернетт. Дебюи великий художник. Жаль, я не видел его работ раньше.
23
— Я уезжаю, — сказал Андрей. Эти слова он предполагал сделать началом фразы, которую продумал заранее. После «уезжаю» по замыслу надлежало сказать «но»… «Но предварительно хочу написать ваш портрет, мисс Джен. Бог знает, свидимся ли мы еще или нет…»
Однако произнести всего этого ему не удалось.
— Я уезжаю, — сказал Андрей и заметил, как улыбавшаяся до той минуты Джен вдруг помрачнела. Глаза сузились, губы обиженно поджались.
— Сумасшедший день! — воскликнула она раздраженно. — Все куда-то едут. Все хотят выглядеть занятыми. Но у вас, мистер Стоун, из этого ничего не выйдет! Вы останетесь! Больше того, вы поедете только со мной. На концерт. И никуда больше.
Впервые Андрей почувствовал, сколько в этой хрупкой и нежной женщине властности. Умение повелевать, привычка видеть вокруг себя подчинение вырвались наружу, и Джен даже не пыталась с собой совладать. Впрочем, такой поворот вполне Андрея устраивал. Он покорно склонил голову.
— Извините, Ваше высочество. Я умолкаю и подчиняюсь.
— Что с вами, Стоун? У вас утомленный вид. Это усталость или неприятности? Может быть, все из-за Мейхью?
— Из-за Мейхью? — Андрей как можно естественней изобразил удивление. — При чем тут он?
— Не знаю, — пожав плечами, ответила Джен. — Но мне так показалось. В последний раз, когда я застала его у Генри, они говорили о вас. Во всяком случае, я так подумала. Почему? Потому что Мейхью обронил фразу: «Картины его хороши, но сам он может оказаться куда лучше».
— Вот видите, «лучше», — усмехнувшись, сказал Андрей. Ему не хотелось, чтобы Джен о чем-то узнала.
— Да, но вы бы слышали, каким это было сказано тоном!
— Мне кажется, что у Мейхью всегда один тон — подобострастный.
— О, это ошибка! — воскликнула Джен — Он многогранный и многоликий. У него есть клыки, Вот такие…
Она шутила. Она не боялась Мейхью. Для нее это был привычный дворовый пес, который знал своих хозяев и показывал им свои клыки только для того, чтобы лишний раз доказать: я еще пригоден к службе. У меня сохранились зубы…
— Выходит, он кусается?
— И еще как! Его остерегается даже Генри. Он говорит, что нет ничего хуже, чем укус собственной собаки. Так мы едем на концерт?
— Безусловно, сеньорита.
— Почему сеньорита?
Андрей улыбнулся.
— Такой я вас вижу на своей картине. Вы в длинном красном платье на испанский манер.
— О-о! — воскликнула Джен. — Мне это нравится. Я приеду к вам на Оушн-роуд. В среду. Вас устроит?
— В среду? Чудесно! Только заранее позвоните.
Она приехала рано утром. На ней было красное платье и такая же красная шляпа. Золотой перстень блистал огромным рубином.