– Тогда езжай, дорогой, ставь своих. А я своих подключу. И вот, что еще… – Мехтиев полез в карман и достал четки. – Ты с Зеленым не говори об этом. Не надо.

– И не собирался.

Гиря вышел, не прощаясь.

Мехтиев молча перебирал четки. Али спокойно ждал.

– Али, – сказал, наконец, Мехтиев. – Ты поговори с Зеленым. То, се… Расскажи ему о том, что меня Гиря предупреждал не разговаривать с ним, что я очень хочу помочь Зеленому выбраться из этой переделки. Что если я чего-то найду, то ему скажу обязательно…

Мехтиев снова замолчал.

Али снова терпеливо ждал.

– Ты как полагаешь, Али, почему Зеленого отодвинули от этого? Он же умный, он может найти.

– Потому и отодвинули, – сказал Али. – Чтобы не нашел.

– Не знаю, Али, ой, не знаю! – покачал головой Мехтиев. – Если мы с тобой догадались, то и другие поймут. Сам Зеленый поймет…

– А если наоборот? Если хотят Зеленого заставить лучше искать? Ведь если он не виноват, то ему очень хочется это доказать.

– И он не откажется от помощи… – Мехтиев отложил четки и подвинул к себе блюдо с фруктами.

Отщипнул виноградину, съел задумчиво.

– И ему понадобится помощь. Ой, как понадобится!

– И мы ему поможем? – спросил Али.

– Мы скажем, что поможем, – ответил Мехтиев. – Скажем. И предложим ему меняться. Он найдет, нам скажет. Мы найдем, ему скажем. Всем хорошо.

– А если он и в самом деле замешан?

– Если мы это узнаем, тогда подумаем. Мне всегда хотелось, чтобы Зеленый ел у меня с рук. А тебе?

– Чтобы он ел с ваших рук? – спросил Али. – Конечно.

– Ладно, – вытер салфеткой руки Мехтиев. – Предупреди всех наших. Времени мало. Только ночь. Пусть поработают получше.

И люди начали работать.

Тщательно перетряхивались малины и притоны. Внимательно проверялись квартиры проституток, публичные дома, гостиницы и квартиры, которые сдавались внаем на сутки-двое. Проверялись вокзалы.

Не обходилось без ошибок и разборок. Удалось не слишком шуметь, но один гастролер, правда, схватился за нож, и его, гастролера, к утру возле дороги обнаружил милицейский патруль. Естественно, мертвого.

Реальной информации не было. Ни следов, ни данных, ни даже предположений. Мальчишка словно испарился.

Но поиски продолжались и утром. Даже цыгане не вышли на обычную работу. Женщины, старухи и дети, вооруженные фотографиями Леонида и наставлениями барона, рыскали по самым отдаленным закоулкам города. Впрочем, безрезультатно.

Гринчук продолжал методично искать хоть какую-то зацепку. Но большей частью от него шарахались, как черт от ладана. В особняк Липских его, естественно, также не пустили. Старший Липский распорядился об этом лично.

Максимум, что смог сделать Гринчук, это расположиться в «джипе» напротив особняка и ждать. Или демонстрировать свое присутствие.

Через сорок минут из-за калитки появился охранник и подошел к машине. Постучал в боковое стекло. Стекло опустилось.

– Какого хрена ты тут сидишь? – спросил охранник.

– Отдыхаю, – ответил подполковник. – Сидя. А ты, если не сменишь тон, будешь отдыхать лежа.

– Сваливай отсюда, – сказал охранник.

– Понимаешь, приятель, – доброжелательно улыбнулся Гринчук. – Сваливать можно или куда-то, или что-то. А отсюда – это не грамотно. Это указывает на то, что твоя учительница русского языка потратила свое время зря. Тебя после какого класса из школы поперли?

Но охранник не обиделся. Он даже улыбнулся в ответ.

– У вас будут неприятности, – сказал охранник.

– Мне нужно поговорить с Липским, – сказал Гринчук.

– Хозяин не будет с вами разговаривать.

– Он сына вернуть хочет?

– Хочет, но разговаривать с вами не будет.

– Тогда я еще посижу здесь. Имею, между прочим, полное право.

– Я вас предупредил, – сказал охранник.

– Ты меня предупредил, – подтвердил Гринчук.

Охранник ушел.

Сидеть было совершенно бессмысленно, понимал Гринчук. Абсолютно. Но это у него самого создавало иллюзию хоть какой-то деятельности. Сидеть дома и просто ждать развития событий было свыше сил подполковника.

Бог с ним, с папой Липским. Гринчуку гораздо больше хотелось поговорить с охранником Лени, Ромой. Он даже надеялся, что это именно Рома выйдет прогонять его от особняка, но вышел другой. Роме так легко вернуться в особняк удалось бы вряд ли.

Так сидеть можно было час, два, три – и все совершенно впустую. Даже Полковнику звонить было бессмысленно. Тот позвонил рано утром и сказал, что Липский вообще отказался от чьей бы то ни было помощи. Липский заявил, что само существование Гринчука представляет собой опасность для сына. И что он, Липский, все решит самостоятельно.