– Ему действительно необходима мотивация, – сказал Ной, стараясь, чтоб его голос не звучал сухо.

– И что же? Это его вина? Не хотите ли вы сказать, что Дилан в принципе не поддается обучению?

– Нет, конечно, нет…

– Потому что вы были бы не первым. У многих, очень многих опускались руки. Иногда мне кажется, что эти люди были правы. – Она замолчала. Ной слышал в трубке ее дыхание. – Я надеюсь, вы не думаете, что я вас в чем-то обвиняю, Ной.

Ной лежал на не заправленной с утра постели, устало нежась на ветхих простынях. Он думал, что этот разговор мог быть совсем другим, если бы доктор Тейер увидела, где он сейчас находится, осознала огромную разницу между ее и его жилищем, ее и его постелью. Она, вероятно, на худой конец представляла его в какой-нибудь мансарде там же, на Манхэттене.

– Я искренне полагаю, что сделала все, что было в моих силах, но это не помогло, – говорила доктор Тейер. Очевидно, ее беспокойство просто переполнило чашу. На мгновение Ной разозлился на нее за то, что она не может вникнуть в жизнь собственных детей, но тут же сердце у него дрогнуло: он осознал, что никому в мире нет дела до забот и тревог этой женщины. Несмотря на все свои миллионы и армию служащих, она была обычной одинокой мамочкой, такой, как мать Ноя, одержимой тем, как бы помочь своим отпрыскам, и не знающей, с кем поделиться своими горестями. Она окружает детей заботой, но ее благие намерения улетучиваются, уходят в песок и никогда не вознаграждаются. Но чем же он может ей помочь? И что она от него хочет?

– Дилану будет нелегко справиться с этим заданием, но в любом случае придется постараться. Он получил всю возможную поддержку. – Ной поморщился: ему все-таки не удалось удержаться от иронии.

– Что ж, это возвращает меня к тому, что я вам намеревалась сказать. У Дилана до вас уже было два репетитора, которые брались подготовить его к СЭТу, и лишь вы один по крайней мере все еще продолжаете им заниматься. Я хочу, чтобы он знал, что я сделала для него все, что могла, поэтому я до сих пор считаю ваше присутствие целесообразным. Вы находитесь рядом с ним, вы даете ему почувствовать, что мы оба всегда готовы ему помочь. Я хочу, чтобы мои дети это чувствовали. Вот почему я хочу, чтобы вы занимались также и с Таскани.

– Таскани!

Ной боялся, что доктор Тейер сейчас пригласит его поужинать вместе или сдать экзамен за Дилана. А он не был готов воскресить в памяти это темное пятно своей биографии.

– Да. Она в этом году поступает в пансион, и ей нужно будет сдавать тест. Как он там называется? Эн-ШВЭ 6 ? Экзамен через три месяца, значит, сколько нам занятий в неделю потребуется? Три?

Три занятия в неделю. Неслыханная роскошь: он сможет оплачивать медицинскую страховку. Первое занятие в понедельник.

Шестнадцатилетняя Таскани Тейер училась в женской школе Мурпайк. Среди несовершеннолетних знакомых Ноя Мурпайк был известен как «Школа шлюх» 7 . Когда Ной сказал, к кому пришел консьерж фыркнул:

– У нас приказ. Никаких молодых людей к мисс Тейер, если доктора Тейер нет дома.

– Я вообще-то репетитор также и Дилана, – недоверчиво сказал Ной.

– Ладно. Тогда поднимайтесь.

В лифте Ной проверил подмышки, осмотрел рубашку – нет ли морщинок. Федерико назначил на этот вечер двойное свидание.

Потом он выключил телефон, лифт остановился. Дверь открылась, за ней обнаружилась масса серого шелка. Доктор Тейер одной рукой ухватилась за торец, на ней было вечернее платье, губы слегка приоткрыты, будто фотограф только что крикнул ей: «А сейчас вы тигрица!»

– Здравствуйте, Ной, – промурлыкала она, – добро пожаловать.

У Ноя язык прилип к гортани; он осторожно пожал ее наманикюренную руку, похожую на сухой лист.

– Заходите, заходите, – торопливо заговорила доктор Тейер, словно приглашала в дом закоченевшего путника. – Бедняжка, – с досадой пробормотала она.

За те несколько дней, что Ной не был в их квартире, внутреннее убранство совершенно переменилось. В холле было темно, хоть глаз выколи, лишь от серебряных подсвечников и люстры исходил тусклый свет. Лоснился черно-белый паркет. В гостиной поселились гигантские оттоманки, затянутые в серый шелк того самого оттенка, что и одеяние доктора Тейер.

Ной заморгал.

– Как вы поживаете? – пробормотал он.

– Посмотрите-ка, что мы сделали! Это наш зимний наряд, – ответила доктор Тейер, оживленно жестикулируя.

– Как вы поживаете? – повторил Ной.

– Простите, что не сразу пригласила вас войти, – начала доктор Тейер.

Ной ждал. Доктор Тейер вежливо улыбнулась. Продолжения так и не последовало.

– Чудесно. Как прошел день?

У Ноя застучало в ушах: что-то здесь было не так. Обычно он разговаривал с родителями с Парк-авеню на жизненно важные для них темы – как правило, это были проблемы с налогами, – потом ловко переводил разговор на именитых авторов и философов, родители начинали зевать и отвязывались от Него. Но доктору Тейер хотелось поговорить.