– Ты даже не знаешь, как глубоко ты ошибаешься, – сказал Ной.

– А ты даже не знаешь, что ты по уши в шоколаде. Сиди себе жди, все само в руки придет.

Федерико пустился расписывать многочисленные возможности Ноя, как то: запустить руку Таскани в трусики и, если это не подействует, поцеловать, не дожидаясь разрешения. Против своей воли Ной не мог удержаться от смеха. Оттого-то он и любил компанию Федерико: все дело было в контрасте, Федерико был его полной противоположностью.

– Да, согласен, иногда я мог бы действовать более раскованно. Но не с моей ученицей.

– А ты хоть раз был в этих крутых клубах, куда ходят Дилан с Таскани ? Ты по крайней мере хоть раз с ними выбирался в город?

– Не думаю, что это соответствовало бы моей роли наставника.

Федерико шмякнул Ноя кулаком по макушке.

– Да, старик, с тобой еще работать и работать.

Ной допил пиво. Он вполне может встречаться с Друзьями, напомнил он себе. Ему нет нужды впускать в свою жизнь Таскани с Диланом.

– В общем, старина Ной, – сказал Федерико, – я хочу погонять цыпочек в каком-нибудь шикарном клубешнике. А ты устроишь так, что нас туда пустят.

Ной засмеялся. Но Федерико оставался серьезным. Странно было видеть его таким искренним и страждущим. Ной постучал по стойке картонным подстаканником, прижал к губам пустую бутылку, потом опустил. Вечер со знаменитостями в ультрамодном клубе. Это может быть здорово. А может быть ужасно. В любом случае это будет что-то из ряда вон выходящее.

– Ладно, – сказал он, – я все устрою.

Федерико встал, облапил Ноя, приподнял его над сиденьем, встряхнул и опустил обратно.

– Здорово! Ты молодчина, Ной. Вот теперь они узнают. – Он заказал еще по одной и, пока Ной расплачивался, объявил: – Среда в «Пангее». Охота на богатеньких цыпочек. Вот чего я хочу. У тебя есть два дня.

На следующее утро Ной приехал к Тейерам, держа под мышкой целую кипу учебников. Хотя он бывал здесь уже много раз, сегодня ему предстояло начать большую работу, и он нервничал так, будто это было его первое занятие. Он даже надел по этому случаю белую рубашку. Накануне он допоздна готовился к занятиям, и сейчас у него от недосыпания слипались глаза. С утра Федерико заперся в ванной, и Ною пришлось приводить волосы в порядок над кухонной раковиной. Он положил чересчур много геля, и он теперь собирался на голове в глянцевитые полосы. Он нервно пощелкал ручкой. Отутюженная белая сорочка и озабоченность заставили его чувствовать себя кем-то вроде коммивояжера или миссионера-мормона.

Фуэн открыла дверь.

– Здравствуйте, – сказал Ной, – доброе утро.

Фуэн развернулась и пошла обратно. Ной медленно побрел за ней. В вестибюле и примыкающих комнатах Фуэн не оказалось.

– О черт, черт, черт! – послышалось из кухни. Дилан. Волосы у него были взлохмачены (на этот раз явно независимо от желания их владельца; это не был обычный заботливо сооруженный художественный беспорядок), он вскочил на ноги, спеша выбраться из-за стола, бросив недоеденную тарелку хлопьев.

– Привет, Дилан, – сказал Ной, – опаздываешь на занятия?

– Вот хрень. Вы не видели, когда шли, нет там снаружи разъездных машин?

– Их там несколько. Не знаю, за кем они.

– Вот хрень.

Дилан сгреб со стола пригоршню пилюль и отхлебнул молока из недоеденной тарелки. К подбородку прилипли хлопья. Он выскочил за дверь.

Едва закрывшись, дверь открылась снова, появилась рука Дилана, схватила рюкзак и исчезла. Дверь осталась открытой. Ной закрыл ее. Раздался щелчок. Он медленно побрел вверх по лестнице к спальне Таскани. Эбеновые панели были только недавно заново отполированы, и блики утреннего солнца, пробивавшиеся сквозь плотно зашторенные окна, украсили их прозрачным, недолговечным узором.

– Ной? – послышался слабый голос из спальни доктора Тейер.

Он вошел в комнату. Доктор Тейер куталась в шелковые покрывала. Снаружи оставалась только ее голова, она притулилась между двумя черными шелковыми подушками и напоминала головку без тела, повисшую в пустоте. Единственным источником света была бледная тусклая лампа, театрально подсвечивавшая ее осунувшееся лицо и отбрасывавшая прихотливые тени, так что лицо казалось фотографией с музейной выставки. Она, должно быть, полдня провела в постели, ничего не делая и глотая таблетки.

Ной остановился у входа в спальню, нервно теребя пуговицы на рубашке. Он словно попал в покои забытой всеми вдовствующей королевы. Каждый раз, когда он входил в эту спальню, ему представлялось, что он балансирует на краю пропасти и один щелчок доктора Тейер может столкнуть его вниз.

– Который час? – простонала она.

– Примерно без десяти девять.

– Вы ведь должны были прийти в девять, не так ли?

В ее голосе сквозило какое-то блеклое, неуверенное обвинение, но Ною и в голову не приходило, что он причинил ей неудобство и что, явись он на десять минут позже, она была бы уже на ногах и встретила его.