Он говорил искренне. Кроме того, верить ему заставлял сам факт моего пребывания на этой даче. Если бы мне пытались врать, то могли бы это делать с меньшими трудностями. С другой стороны, может быть, мне хотели врать по-крупному. А это уже мания величия. Кто я такой, чтобы так передо мной выпендриваться и так вокруг меня суетиться?

– За последние дни я убедился в том, что количество людей вокруг меня, сотрудничающих со всякого рода силовыми организациями, превосходит все разумные пределы. Парамонов, Ковальчук – эти точно. С очень большой степенью вероятности – наш главный редактор. И похоже, что сотрудничают они со спецслужбами достаточно давно. По вашему выражению лица я догадываюсь, что список далеко не исчерпан. Единственное, что этих людей связывает между собой, помимо спецслужб, это я. Между собой они не знакомы.

Михаил молчал. И молчал очень красноречиво.

– Давайте начнем с самого первого вашего знакомства с тогдашним КГБ, – наконец предложил Михаил.

– Вы имеете в виду армию? – Петров уже достаточно подготовил меня к тому, что о моих армейских битвах с особым отделом помнят до сих пор.

– В армии вы впервые познакомились с КГБ. А Комитет познакомился с вами немного раньше. Вы ведь догадывались, что тех, кого отправляли служить за границу нашей великой Родины, отбирали особенно тщательно. Могу вам сообщить, что в список кандидатов на вербовку вы попали еще до того, как успели произнести присягу.

– Верится с трудом.

– И тем не менее, Вы ведь были подходящим кандидатом. Если я не ошибаюсь, в школе вы были членом комитета комсомола и даже командиром школьного комсомольского отряда «Юный дзержинец». Было?

– Наша работа сводилась к дежурству на дискотеках в школе, – попытался оправдаться я.

– Да какая разница, – махнул рукой Михаил. – Капитан Спиркин не случайно увидел вас в коридоре казармы, он специально шел, чтобы это сделать. Неужели вы сами тогда не обратили внимания на то, что он слишком настойчив в своих предложениях?

– С тех пор прошло четырнадцать лет.

– И тем не менее вы наверняка помните, чем именно аргументировал свой интерес к вам особист капитан Спиркин?

– Ну, говорил он что-то вроде того, что я человек компанейский, что ко мне неизбежно потянутся ребята, что…

– Вот именно это я и хотел, чтобы вы вспомнили. Вы человек компанейский и к вам потянутся. Вас не случайно взяли тогда на работу в хозчасть.

– И так же неслучайно оттуда поперли.

– А что вы хотели? Восемнадцатилетний сопляк вдруг отказывается от сотрудничества даже тогда, когда перед вторым предложением его определяют на очень теплое и хлебное место. У товарища Спиркина от обиды даже злость на вас появилась. Он в рапорте очень живо вас характеризует.

– Догадываюсь.

Само собой как-то получилось, что я вспомнил восемьдесят первый год и писаря штаба группы войск, который предупреждал меня о том, что его по моему поводу вызывали в особый отдел и очень интересовались моим морально-политическим обликом. Не рассказываю ли политических анекдотов, например. Я даже, помню, испугался тогда здорово. Но потом неприятности как-то сами собой закончились. Я даже написал пару заметок в нашу групповую «Окопную правду», благодаря знакомству с корреспондентом этой газеты, женщиной лет сорока, имя и фамилию которой я напрочь забыл.

– Но ваши неприятности кончились, и вы даже стали кандидатом в члены КПСС. Почти сразу же после смерти Брежнева. Вы действительно полагаете, что это случайность? В веселый период андроповской борьбы за дисциплину и порядок особый отдел проморгал, как политически незрелый мальчишка лезет в святая святых – партию? А потом этот же особый отдел не возражал против вашего служебного роста. Вы ведь стали заместителем командира взвода и сержантом? А ведь по тем временам это почти гарантия карьеры на гражданке. Вам ведь перед дембелем делали разные предложения?

Михаил действительно внимательно познакомился с моим личным делом. За месяц до демобилизации на меня просто посыпались привлекательные варианты. Комсорг батальона вызвал меня и предложил готовить документы в высшую школу ЦК ВЛКСМ, врач батальона предложил мне оставаться старшиной санчасти, а… действительно. Я потом часто думал об этом, но как-то не мог найти правильного ответа. Каким образом наш новый особист, майор Чупин, вдруг решился предложить мне, неблагонадежному, поступать в высшую школу КГБ? Когда он мне это сказал, я офонарел до такой степени, что только и смог поинтересоваться у него, в курсе ли майор Чупин о моих взаимоотношениях со своим предшественником.

– Знаю, – ответил мне тогда майор, – я знакомился с твоим делом. Но ты же не виноват?

– Но вы опять отказались от сотрудничества с КГБ.

– Очень хотелось домой, а в случае поступления в школу КГБ я бы еще минимум на четыре года загремел бы в казарму. И меня за это вздрючили. Особый отдел передал на меня в штаб группы войск материалы о неуставных отношениях, и с меня срезали лычки. Конец карьере.

– Серьезно? – скептически спросил Михаил. – А как же ваша партийная деятельность? Вам тогда не показалось странным, что наказание прошло только по служебной линии и совершенно не коснулось вашей партийной биографии? Вам даже замечания не сделали.