– Хватает.

– Как их зовут?

– Терстоны, – равнодушно промолвил он.

Камилла машинально кивнула, но вдруг замерла и снова посмотрела на мужа.

– Терстоны? Это что, твои родственники?

– Более или менее. – Они по-прежнему разговаривали шепотом. – Здесь живет моя жена.

– Твоя кто? – На лице Камиллы был написан ужас. – Это что, шутка? – Она готова была заплакать, но слишком испугалась.

У него есть другая жена? Он сыграл с ней жестокую шутку?

Иеремия по выражению лица Камиллы догадался о ее мыслях, заставил повернуться к высокому зеркалу и ткнул в него пальцем:

– Вот моя жена, глупышка. Вы знакомы?

Она обернулась к нему с выражением крайнего изумления на лице.

– Иеремия! Ты хочешь сказать, что это твой дом?

– Наш дом, дорогая. – Иеремия обнял ее, и никто на всем свете не испытывал в эту минуту большей радости, чем он. – Я построил его для тебя. Наверное, кое-что еще придется доделывать, но этим мы займемся вместе. – Иеремия крепко прижал ее к себе, но через секунду Камилла вырвалась, взвизгнула от восторга и наконец рассмеялась.

– Разыграл! Иеремия Терстон, ты разыграл меня! А я-то думала, что ты сошел с ума, когда решил побродить по чужому дому!

– Тебе тоже этого хотелось! – поддразнил он.

– Это самый прекрасный дом, который я когда-нибудь видела, я никуда не уйду, пока не осмотрю его...

– Тогда я покажу тебе остальное. И уходить тебе некуда, любимая. Это все твое – от чердака до подвала.

Слова Терстона заставили улыбнуться наблюдавших за ними лакеев и целый выводок служанок, пришедших взглянуть на новую хозяйку. Иеремия нанял их накануне отъезда в Атланту и теперь с трудом узнавал. Все здесь было таким новым! Иеремия показал жене кухни, буфетные, комнату для младенцев и спальни для старших детей наверху, продемонстрировал вид из каждого окна и строгую табличку у парадного, гласившую «ДОМ ТЕРСТОНА». Он показал все, что можно. В конце концов она рухнула на огромную кровать под стеганым покрывалом, улыбнулась и уставилась на мужа широко открытыми глазами.

– Это самый чудесный дом, который я видела, Иеремия, самый...

– Он принадлежит тебе, дорогая. Владей и радуйся.

– Я и радуюсь! – Камилла успела представить себе великолепные вечера, которые она будет здесь устраивать.

Ей не терпелось обновить танцевальный зал.

– Сейчас же сажусь писать папе! – Иеремия услышал высшую похвалу, на которую мог только рассчитывать: для Камиллы отец был просто божеством, но Иеремия тетерь не уступал ему.

Даже огромный бриллиант не произвел на Камиллу такого впечатления, как новый дом.

– Он, наверное, обошелся тебе в целое состояние, Иеремия, – с улыбкой проговорила Камилла. – Видно, ты еще богаче, чем думал папа! – Впрочем, не похоже, чтобы это ее огорчило.

Удовлетворенный ее восхищением, Терстон туманно ответил на вопросы о том, сколько стоит та или иная вещь.

А вот реакция Камиллы на Напу его огорчила. После великолепия и чудес дома на Ноб-Хилле его старое жилище в Сент-Элене, любовно обновленное ради молодой жены, не произвело на нее никакого впечатления. Камилла расстроилась из-за того, что дом находился далеко от города, что городок оказался совсем маленьким и что Сан-Франциско находится в дне пути отсюда – сначала в экипаже, а потом на пароходе. Кроме того, дом в Напе показался ей мрачным. Камилла узнала, что Иеремия выстроил его для умершей возлюбленной, и это вызвало у нее раздражение. Ей не терпелось вернуться в роскошный дом Терстона и похвастаться новыми туалетами. Скорее! То, что муж прожил здесь целых двадцать лет, было ей совершенно безразлично. Красоты долины тоже оставили ее равнодушной: похоже, ее интересовали только прииски и доход, который они приносили. Она засыпала Иеремию тысячью вопросов, но все они касались исключительно денег, и Терстон предпочитал отделываться общими фразами. Иеремия испытывал неловкость, когда она подробно расспрашивала его о деньгах. Кроме того, за время отсутствия у него накопилось немало дел, и он не мог уделять Камилле слишком много времени. Чтобы привести все в порядок, ему требовалось задержаться в Напе не менее чем на месяц. А Камилла считала потерянной каждую прожитую здесь минуту.

Иеремия придумывал сложную систему, благодаря которой он сможет большую часть времени жить в Сан-Франциско, как обещал отцу Камиллы. Однако для этого следовало установить хорошую связь между домом Терстона и рудниками. Он уже объяснил жене, что в этом году они проживут в городе с февраля по июнь, и она согласилась проводить летние месяцы в Напе. Здесь им удалось достичь согласия. Ах, если бы так же легко решились все остальные сложности... Дело заключалось в том, что Ханна и Камилла невзлюбили друг друга с первого взгляда, и на второй день, возвращаясь вечером с рудников, Иеремия задумался, какая из двух женщин встретит его в дверях. Кто-то из них должен был пасть.

Камилла сочла Ханну неряхой и распущенной, невоспитанной грубиянкой. Подумать только, она осмелилась назвать Камиллу «девочкой», а не «миссис Терстон»! Хуже того, Ханна обозвала ее избалованной дрянью и еще кем-то в этом роде. А сама Ханна с возмущением заявила Иеремии, что «эта ведьма» чем-то в нее швырнула, и даже продемонстрировала этот предмет. Им оказалась картонка из-под шляпы, от которой старой экономке удалось благополучно увернуться.

– Она слишком стара, Камилла, и будет несправедливо, если я ее прогоню. – Утром жена потребовала от Терстона уволить Ханну. – Я не могу так поступить. – Ничего худшего нельзя было представить.

– Тогда это сделаю я! – воскликнула Камилла.

Южные привычки не истреблены... Тут Иеремия понял, что должен вмешаться, пока события окончательно не вышли из-под контроля.

– Ничего подобного. Ханна останется. Тебе придется привыкнуть к ней, Камилла. Она часть моей жизни.

– Это было до того, как мы поженились.

– Да, конечно. Но я не могу изменить все за одну ночь. Я и так переделал ради тебя весь дом. Если бы ты знала, на что он был похож раньше... Если хочешь, я найму новых служанок, но Ханна останется.