– Как ты смеешь, Иеремия Терстон? Как ты посмел? Чтобы я извинялась перед этим отребьем...

С него было достаточно. Он размахнулся и дал ей пощечину. Камилла задохнулась, отпрянула и удержалась на ногах, только ухватившись за камин.

– Если бы здесь был мой папа, он бы засек тебя до смерти, – с ядовитой злобой пробормотала она, и тут Иеремия понял, что дело зашло слишком далеко.

– Хватит, Камилла. Ты грубо обошлась с преданной служанкой, а я этого не терплю. Веди себя как следует, и все будет в порядке.

– Это я должна вести себя как следует? Я? Будь ты проклят!

Она вылетела из комнаты, хлопнув дверью, и не разговаривала с ним до самого возвращения в Сан-Франциско. Камилла держалась от него подальше, соблюдала ледяную вежливость, но стоило им переступить порог роскошного дома на Ноб-Хилле, как у нее снова захватило дух. Она немедленно обо всем забыла и бросилась в объятия мужа. Камилла так обрадовалась возвращению, что перестала вспоминать старые обиды. Иеремия довольно рассмеялся, понес ее в спальню, и они любили друг друга.

– Что ж, птичка, месяц в Напе ты продержалась. – Иеремия все еще переживал из-за поведения Камиллы в долине. – Нам осталось только родить ребенка.

Боль от потери младенца Мэри-Эллен не проходила и заставляла стремиться поскорее завести нового, на этот раз от собственной жены. Иеремия благодарил Бога за то, что она молода и здорова, и от души надеялся, что ей не придется пройти через такое же испытание, как Мэри-Эллен. Они были женаты уже два месяца, и Терстон страстно желал, чтобы Камилла забеременела.

– Мать говорила, что иногда лучше подождать, Иеремия. Не думай об этом.

Но его нетерпение росло с каждым днем. Такие разговоры вызывали у Камиллы досаду. Она еще не хотела детей. Ей было всего восемнадцать лет, у них был великолепный дом, и ей хотелось устраивать приемы, а не сидеть в четырех стенах, чувствуя тошноту и превращаясь в толстуху.

В эти весенние месяцы, пока Камилла утверждалась в обществе Сан-Франциско, Иеремия томился от скуки. Но Камилла еще никогда не чувствовала себя такой счастливой. Она наконец добилась положения, о котором так страстно мечтала. Терстоны давали приемы, балы, обеды, посещали оперу и концерты. В мае Камилла устроила пикник в огромном саду рядом с домом, и вскоре ее стали считать одной из самых гостеприимных хозяек в городе. Балы, которые она давала в танцевальном зале, могли соперничать с версальскими праздниками в Париже. Эта жизнь приводила Камиллу в восторг, чего нельзя было сказать о Иеремии. Он то и дело ездил в Напу и обратно и чувствовал себя измученным. Камилла посмеивалась над мужем, заснувшим во время званого обеда. Когда Иеремия был в городе, она требовала каждый вечер выезжать с ней, а во время его отсутствия появлялась в свете одна. Жизнь била ключом, и когда Иеремия напомнил, что первого июня они переезжают в Напу, Камилла чуть не облачилась в траур.

– Но я хотела устроить летний бал, Иеремия, – жалобно закричала она. – Не могли бы мы уехать в июле?

– Нет, не могли бы. Я должен время от времени бывать на рудниках, иначе нам будет не на что устраивать твои балы.

Впрочем, Терстон только шутил. Он по-прежнему оставался богатейшим человеком штата, и они не испытывали денежных затруднений. Просто ему хотелось больше времени отдавать приискам и виноградникам, да и слишком долго он пробыл в городе. Они жили в Сан-Франциско с февраля, и ему не терпелось вернуться в долину. Иеремия сказал об этом Ханне неделю назад, когда остался там на ночь.

– А как с ребенком, Иеремия? – спросила старуха.

Она согласилась уступить Камилле и в ее присутствии называть Иеремию «мистер Терстон», но когда они оставались одни, Ханна по привычке все еще звала его Иеремией.

– Пока никак.

Это огорчало и Иеремию. Он надеялся, что после отъезда из города и прекращения бесконечных приемов Камилла наконец забеременеет.

«Ей нужно время, чтобы привыкнуть к сельской жизни», – говорил он себе, но Ханна неодобрительно поджала губы:

– Что ж, мы оба знаем, что это не твоя вина. – Вдруг она нахмурилась. – Может, она вообще не способна иметь детей?

– Едва ли. Прошло всего пять с половиной месяцев, Ханна, дай ей время, – улыбнулся старухе Иеремия. – Стоит ей подышать чистым воздухом Сент-Элены, и через месяц все будет в порядке, – Воспоминание о Мэри-Эллен заставило его насупиться. – Как у нее дела? – спросил он Ханну. Иеремия не видел Мэри-Эллен с той ночи, когда умер их ребенок.

Честно говоря, ему не хотелось с ней встречаться. Не стоило лишний раз злить Камиллу, которая благодаря тонкой интуиции чуяла ложь за версту.

– У нее все в порядке, хотя ей нескоро удалось подняться на ноги. Можно сказать, она чувствует себя неплохо. – Ханна решила рассказать ему остальное.

Он имеет право знать все, потому что поступил с ней порядочно. Никто не посмеет его упрекнуть. Джейкоб Стоун из банка успел всем рассказать о щедрости Иеремии.

– Она встречается с каким-то мужчиной, который работает в санатории. Парень довольно симпатичный и работает много. – Ханна пожала плечами. – Но я не думаю, что она от него без ума.

– Будем надеяться, что он неплохой человек, – спокойно ответил Иеремия и сменил тему.

Скоро они с женой переберутся в Напу, и у Ханны будет много хлопот по подготовке дома к их приезду. Однако стоило Камилле появиться в Сент-Элене с множеством сумок, чемоданов и прочих пожитков, как она стала придираться к Ханне и своей сварливостью довела бедную старуху до того, что та в конце концов не выдержала и однажды в порыве гнева заявила хозяйке в лицо: очень жаль, что Иеремия женился на ней, а не на той женщине из Калистоги, с которой знался до встречи с Камиллой. Эти слова привели Камиллу в ярость. Она затеяла настоящую кампанию, чтобы выяснить, о какой женщине шла речь, однако ни Иеремия, ни Ханна, которая жалела о своей опрометчивости и набрала в рот воды, не назвали ей имени этой женщины.