– Флоренс сейчас спит, – сказал Клод. – Нам ничего не остается, как только надеяться и молиться.

Флоренс не понимала, из-за чего такая суета. Она чувствовала себя нормально. Почему ей не позволяют встать? Врачи сказали, что это из-за ребенка, но они просто осторожничают. Ведь она даже не ушиблась при падении. Клод проводил у ее постели долгие часы, приносил каждый день цветы и шоколад, держал ее за руку, рассказывал смешные истории, стараясь развеселить, всячески выказывал свое участие. Флоренс все хотелось спросить, приснилось ли ей, что он признался ей в любви, но она стеснялась. А больше он этих слов не повторял, так что, по-видимому, она всего лишь видела сон, счастливый сон.

Домой ее выписали только через две недели. И там Флоренс ожидал приятный сюрприз – приехала мама. Морин привезла ее из аэропорта в то же время, когда Клод забрал Флоренс из больницы.

Увидев друг друга, мать и дочь обнялись и расплакались. Мэй Нильсен не скрывала беспокойства за дочь, но Флоренс принялась горячо уверять ее, что теперь все хорошо. В течение этих первых волнующих минут Клод стоял в сторонке. Флоренс протянула ему руку.

– Иди, познакомься с моей мамой. Мама, это Клод, отец моего будущего ребенка.

Клод протянул руку, но Мэй вместо этого порывисто обняла его.

– Именно таким я вас себе и представляла, после нашего телефонного разговора – красивым и милым. Моей дочке очень повезло.

– Вам еще предстоит убедить ее в этом, – усмехнулся Клод.

Позднее Морин и Мэй, которые давно не виделись, удалились на террасу, чтобы обменяться новостями и предаться воспоминаниям, а Клод и Флоренс сели на мягкий диван в холле, каждый в свой уголок.

После минутного молчания Клод вздохнул и произнес:

– Может быть, сейчас не время и не место, но мне необходимо кое-что сказать тебе. Я больше не могу ждать.

Флоренс нахмурилась. Вступление звучало тревожно. Наверное, речь пойдет о ребенке. Он начнет настаивать на том, чтобы забрать его. Но он прав – сейчас не время и не место спорить. Ведь она даже еще не окрепла окончательно, только что встала с больничной койки. Флоренс бессознательно сжала край выложенного подушками сиденья дивана, готовясь к худшему.

– Я знаю, что вел себя с тобой по-свински, Флоренс. И не стану тебя винить, если ты никогда меня не простишь. Но я так старался, когда все понял… Я хочу, чтобы ты поверила мне. Я люблю тебя. Люблю всей душой, всем сердцем.

Флоренс не мигая смотрела на него. У нее перехватило горло, она с трудом проглотила застрявший в нем комок. Значит, тогда ей не приснилось! Она мечтала услышать эти слова, и все-таки боялась, боялась радоваться, вдруг какие-нибудь обстоятельства снова пробудят в нем недоверие. В прошлый раз это случилось так легко… Значит, может случиться снова.

Может она позволить себе рискнуть? Она-то любит его, конечно любит, но все же…

– Скажи что нибудь, Флоренс.

Она никогда не видела Клода таким смущенным, неуверенным в себе.

– Я очень польщена, конечно, но…

– Ты не сможешь простить меня? – Он сразу ссутулился, сник, стушевался в своем углу дивана.

Клод, этот человек, которого она всегда знала сильным и непреклонным, исчезал на ее глазах, превращался в собственную тень. Даже кожа его с каждой секундой теряла здоровый цвет и делалась пепельно-серой.

– Я этого не сказала.

– Но ты так думаешь.

– По правде говоря, Клод… – И тут она позволила себе улыбнуться, потому что приняла окончательное решение. Ведь жизнь такая короткая… – Я тоже люблю тебя.

Он широко раскрыл глаза, мгновенно возвращаясь к жизни.

– Ты серьезно?

– Да, – прошептала она.

– Ах, Флоренс!

Он преодолел разделявшее их расстояние за долю секунды. Даже страх за ее здоровье не помешал ему заключить ее в пылкие объятия. Губы их слились, время остановилось…

– Я полюбил тебя с тех самых пор, как ты сломала руку, – говорил он позже. – С тех пор, как мы приняли душ вместе. Потом я на какое – то время свихнулся, но любовь не ушла, она только затерялась в красном тумане, помрачившем рассудок. Но обещаю тебе, Флоренс, больше ничего подобного не случится. Я буду любить тебя всегда и никогда больше не усомнюсь в тебе.

Флоренс улыбнулась улыбкой мадонны.

– В тот раз мы зачали нашего ребенка. Он недоверчиво нахмурился.

– Когда? Я, кажется, всегда принимал меры.,

– Но не в тот, первый раз, – сказала она, улыбаясь еще шире. – Тогда нам обоим слишком не терпелось.

Клод застонал.

– Теперь я вспоминаю… О Господи. Как только я подумаю, чего едва не лишился, у меня кровь стынет в жилах.

– Ты больше не станешь обвинять меня, что я польстилась на твое богатство? – спросила она лукаво.