Шрифт:
– Чертова Эприл! – воскликнула Макси. – Она мне ничего не говорила.
– Меня это не удивляет.
– Я здесь прячусь. – Макси Райдер нервно хихикнула. – Между прочим, от Эприл.
Ее мягкий голос мне очень нравился. Одета она была в джинсы-бананы и розовую водолазку без рукавов. Над художественным беспорядком на голове парикмахер, должно быть, корпел не один час. Как и большинство молодых звезд женского пола, с кем мне доводилось встречаться, ее отличала крайняя худоба. Я буквально видела косточки на запястьях и локтях, светло-синие вены на шее.
Алая помада на надутых губках, тени на веках, тщательно подведенные глаза и следы слез на щеках.
– Уж извините насчет интервью.
– Это не ваша вина, – повторила я. – А что привело вас в эти края? Разве наверху нет туалета?
– Ох, – тяжело вздохнула она. – Вы знаете.
– Скорее нет, чем да, – ответила я, – потому что я очень уж непохожа на худенькую, богатую, добившуюся успеха кинозвезду.
Уголок рта у Макси задрожал, поднимаясь вверх, потом опустился.
– У вас когда-нибудь разбивалось сердце? – спросила она вибрирующим от бушующих в душе эмоций голосом.
– Если уж на то пошло – да.
Она закрыла глаза. Невероятно длинные ресницы легли на веснушчатые щеки, из-под них покатились слезы.
– Это невыносимо. Я знаю, как это звучит...
– Нет-нет. Я понимаю, о чем вы. По себе знаю, каково это. Я протянула ей одно из полотенец, которые схватила, прежде чем запереться в кабинке. Макси взяла его, посмотрела на меня. «Проверка», – подумала я.
– У меня в доме полно вещей, которые он дарил мне, – начала я, и она энергично кивнула, тряхнув кудряшками.
– Все так, совершенно верно.
– Мне больно смотреть на них и больно заставить себя их убрать.
Макси опустилась на пол, прижалась щекой к холодной мраморной стене. После короткого колебания я составила ей компанию, оценив абсурдность ситуации и подумав о том, какое внимание привлечет статья, начинающаяся словами: «Макси Райдер, одна из наиболее известных молодых актрис своего поколения, плачет на полу туалета».
– Моя мама всегда говорит: «Лучше, чтобы тебя любили и бросали, чем не любили вовсе», – попыталась утешить ее я.
– Вы в это верите?
Мне пришлось подумать с минуту.
– Нет. Я даже не думаю, что она сама в это верит. Мне бы хотелось, чтобы я не любила его. Чтобы мы никогда не встречались. Потому что даже все хорошее, что я могу вспомнить, не чета той боли, которая терзает меня сейчас.
Какое-то время мы посидели бок о бок.
– Как вас зовут?
– Кэндейс Шапиро. Кэнни.
– А как зовут его?
– Брюс. А как...
– Я Макси Райдер. И давай на ты.
– Это я знаю. Как зовут его? Она скорчила страшную гримасу.
– Только не говори, что не знаешь! Все знают! В «Энтер-тейнмент уикли» рассказали обо всем. С мельчайшими подробностями!
– Слушай, мне категорически запретили упоминать его имя, – тут я лукавила, и кроме того, кандидат был не один, но этого я сказать, конечно, не могла.
– Кевин, – прошептала Макси. – То есть Кевин Бриттон, исполнитель главной мужской роли в фильме «Дрожь».
– По-прежнему Кевин?
– По-прежнему Кевин, всегда Кевин, – печально произнесла она и достала еще одну сигарету. – Кевин, которого я не могу забыть даже после того, как перепробовала все. Спиртное... наркотики... работу... других мужчин...
Боже. А я всего лишь каталась на велосипеде.
– А что делаешь ты?
Я знала, о чем она спрашивает.
– Ну, ты знаешь. Возможно, то же самое, что и ты. – Я приложила руку ко лбу, прикрыла глаза. – Начала, убежав на мой личный остров с Брэдом Питгом, старалась заглушить боль, покупая ранчо, где разводят лам, в Новой Англии...
Макси ударила меня по руке. Ее сжатый кулачок весил не больше мотылька.
– Я серьезно! Может, я о чем-то не подумала.
– У меня, возможно, другие средства, но они тоже не срабатывают. Горячие ванны, душ, пробежки, велосипедные прогулки...
– Я не могу ездить на велосипеде, – вздохнула Макси.
– Из-за папарацци?
– Нет. Просто не научилась.
– Правда? Брюс, мой бывший бойфренд, тоже не мог... – У меня перехватило дыхание.
– Господи, ты это ненавидишь? – спросила она.
– Когда разговор вдруг совершенно случайно заходит о чем-то таком, что напоминает тебе о человеке, которого ты пытаешься забыть? Да, ненавижу. – Я взглянула на нее. С личиком, обрамленным мрамором стены туалета отеля, она выглядела так, что могла сняться крупным планом. В отличие от меня, с опухшими глазами и сопливым носом. «Нет в жизни справедливости», – подумала я. – А что делаешь ты?