– Люблю? – Адам чуть не подавился этим словом. Ее благополучие имело для него значение. И он, без сомнения, желал ее. Она была бы хорошей матерью, приятной собеседницей и умело вела дом. Но любить ее? Он четырьмя большими шагами пересек комнату и уселся на диван, подперев подбородок рукой. – Это вопрос, Эдвард. А вы любите Мириам?

Непонятный Адаму блеск промелькнул в глазах Эдварда.

– Я совершенный глупец во всем, что касается этой женщины. С первого раза, когда я увидел ее, стоящую в доке, затянутую в чопорное платье, как надлежит пуританам. Что-то в ее глубоких карих глазах привлекло меня. Хорошо, что она знала, что это было, потому что мне понадобилось очень много времени, чтобы разобраться в своих чувствах. Мне кажется, ты достаточно скоро поймешь причину.

– Я выслушивал бесчисленные признания молодых сержантов, которые скучали по своим подругам и женам, но они всегда объясняли такие чувства одиночеством. Я видел лордов, клявшихся в любви к их женам, но большинство из них проводили время с любовницами. Мои родители, кажется, действительно не могли жить друг без друга... но любовь? Для меня это как странная, совершенно неизведанная земля. Мне еще придется об этом подумать, но сначала я должен вернуть свое доброе имя.

– Думаю, я тебя понимаю. Один совет. Не говори Ребекке, что собираешься «обдумать вопрос о любви». А то она скорее всего повесится.

– Вы советуете солгать ей о моих чувствах?

Эдвард усмехнулся:

– Ты? Лгать? Невозможно. Я предлагаю тебе вообще избегать этой темы. С твоей стороны будет мудро помнить одну вещь. Любовь не следует расписанию. Ну а теперь, я слышал, Ребекка упомянула об украденных картинах. Хочу, чтобы ты рассказал мне, что ты об этом думаешь.

– Осуин что-то затевает, но могут ли картины как-то повлиять на мое дело? Хотел бы я знать. – Адам пожал плечами. – Если Осуин и есть Леопард, мне нужны доказательства.

– Что насчет Сиверса?

– Он оставил службу и выглядит вполне довольным. Кроме того, что мы были друзьями какое-то время, его послужной список изобилует похвальными отзывами, его репутация безупречна. Я не смог бы раскопать никаких грехов.

– Если только ты не считаешь убийство его французской любовницы не слишком респектабельным поступком.

Адам обернулся на звук знакомого голоса. Нахально привалившись к косяку, на пороге стоял Макдональд Арчер. Он улыбался своей обычной самоуверенной улыбкой, явно довольный собой.

– Я не ждал тебя так скоро, – сказал Адам. Он подошел к другу и приветственно протянул ему руку. – Так что теперь насчет Сиверса?

Закрыв глаза, Ребекка отмокала в пахнущей розами ванне, ее тело впитывало тепло. Раньше, когда она беспокоилась или была расстроена, пасторальные сцены, нарисованные на стенах ее комнаты, всегда давали ей утешение и ощущение свободы. Сегодня собственная комната казалась тюрьмой. Как ни старалась, она не могла расслабиться. Последние двадцать четыре часа снова и снова прокручивались в ее голове, донимая ее отчетливыми образами, которые лучше бы забыть.

Тетушка Дженет, сидя за письменным столом Ребекки, неистово набрасывала записки и списки, в то же время ворча по поводу той или этой матроны. Мириам, время от времени давая ей советы, мыла волосы Ребекки мягкими, успокаивающими движениями, являя собой воплощенное терпение.

– Давай, мама, задавай свои вопросы. Я знаю, ты умираешь от любопытства.

– Ты, должно быть, чувствуешь ожесточение против меня. Подожди, пока у тебя самой будет дочь. Тогда ты поймешь материнское состояние. – Мириам смыла пену с волос Ребекки и протянула ей полотенце. – Ты любишь Адама?

Рука Ребекки замерла в воздухе.

– Ты не могла бы начать с более простых вопросов?

– Учитывая, что ты провела ночь в его объятиях и отдала ему свою девственность, я бы решила, что на этот вопрос легко ответить. Или он заставил тебя?

– Конечно, нет.

– Могу предположить, что в таком случае у тебя должны быть тайные чувства к этому человеку. Даже учитывая твое недавнее увлечение женскими свободами, ты не склонна к необоснованным решениям.

Ребекка вытерлась, отметив про себя болезненность между ног, явное напоминание о потере невинности. Скрывшись в своей кровати под балдахином, она завернулась в халат и уселась, поджав под себя ноги. Взгляд ее упал на вазу свежих белых роз на туалетном столике. Они немедленно напомнили ей об Адаме и их первом вальсе. Похоже, она нигде не сможет избавиться от этого мужчины. Он заполнил ее жизнь полностью. И она позволила ему это.

– Я думала, что рассмотрела все возможности. Покачав головой, ее мать встала и начала расчесывать спутанные волосы Ребекки.

– Ты помнишь первое Рождество, которое Адам провел с нами?

Ребекка кивнула, пытаясь понять, к чему мать клонила.

– Его родители погибли в том году. Твой отец стал его опекуном. Он подарил тебе твой первый кукольный дом. Ты вся сияла от восторга. В тот вечер, наконец, закончив расставлять в нем мебель вместе с Адамом, ты пошла спать. Помнишь, что ты тогда ему сказала?