— Но сама любовь нравилась ей еще больше.

Сьюзи обменялась с Валери многозначительными взглядами.

— Всякий мужчина считает себя чемпионом, — сказала она. — «Ну, дорогая, разве я не лучший? Разве я не самый-самый?» — «О, конечно, дорогой! О, да!»

Под оглушительный хохот Инносента Сьюзи сделала жест, какой делают рыболовы, описывая добычу. Рыбешка получилась мелкая.

Валери пришлось засмеяться. И съесть устрицу. Вопрос теперь состоял в том, придется ли ей завалиться в постель с Инносентом Сент-Майклом. Впрочем, «придется» — не то слово. Видимо, это будет своеобразной взяткой представителю третьего мира. Мздой за сотрудничество. Валери не очень разбиралась в механике таких дел, но поняла, что Инносент оставляет решение за ней, в то же время без излишней грубости подталкивая ее на единственно возможный путь. Она выпила еще вина. Инносент ослепительно улыбнулся ей.

— Ну так что, Валери, нравятся устрицы?

Она хихикнула, будто одна из его подружек.

«Эта стела может оказаться очень ценной. Смотря в каком состоянии остальная ее часть», — сказал Уитчер. Тощий негр стоял у окна гостиничного номера и выглядывал на улицу. Прямо под окном был бассейн, в котором сейчас никто не купался. Отсюда нельзя было увидеть окна ресторана, но тощий негр и так знал, кто там сидит.

«Их тут целая куча», — небрежно бросил Кэрби. Кассеты двух магнитофонов монотонно крутились. «Пошли дальше», — голоса смолкли, сменившись звуками одышки и шелестом травы на склоне холма. Тощий негр взглянул на столик, где стояли два магнитофона, потом опять с легким сожалением посмотрел в окно. В ресторане продолжалось совещание Кэрби, Уитчера и Фелдспэна. Интересно, записывают ли американские гости и этот разговор тоже? Пошлют ли его сюда еще раз, чтобы снять копию с другой пленки? Если пошлют, то он услышит, как Кэрби скажет:

— Ладно, договорились. Я вывезу из страны все, что мы найдем внутри храма. Вы продадите это через своих людей, и мы поделим барыш поровну.

— Вам придется довериться нам, — отвечал ему Уитчер. — Хотя вы, наверное, знаете, сколько обычно стоят такие вещи.

— И очень хорошо. Кроме того, вам тоже предстоит довериться мне. А вдруг я всучу вам подделки?

Фелдспэн удивился, Уитчер рассмеялся.

— Да зачем вам это, господи? У вас есть храм, битком набитый подлинниками, которых, вероятно, достаточно, чтобы озолотить всех нас. Так чего ради подвергать риску наши отношения?

— Вот именно. По той же причине вы, ребята, будете честно рассчитываться со мной.

— Разумеется.

— Единственная трудность — вывоз товара из страны, — сказал Фелдспэн.

— У меня есть свои способы, — заявил Кэрби и умолк, потому что официантка принесла еду. Пока она расставляла тарелки, все смотрели в окно на пустой бассейн и океан за ним.

Там стоял на рейде черный сухогруз. Дотошные британские таможенники обнаружили его где-то к северу отсюда и арестовали, потому что корабль был набит марихуаной. Теперь судно конфисковали, точно так же, как некогда грузовичок Мэнни Круза, и оно стояло тут в ожидании правительственного аукциона.

Наверху магнитофон сказал голосом Кэрби: «Все мы должны помалкивать об этом храме. Здесь, в Нью-Йорке, где угодно».

Наконец официантка ушла.

— Американцев, бывало, ловили при попытке вывезти из Белиза резные камни и прочее, — произнес Уитчер. — Ловили и сажали.

— Вот почему вам повезло с партнером, — ответил Кэрби.

— Вряд ли вы поделитесь с нами вашими методами контрабанды, — почти робко сказал Фелдспэн.

— Отчего же нет? — Кэрби ухмыльнулся. — По правде сказать, они — моя гордость. Понимаете, в Белизе не один главный предмет контрабанды, а два. Первый — древности майя, второй — марихуана.

Фелдспэн заулыбался, вспоминая что-то, а Уитчер спросил:

— Вы занимаетесь и тем и другим, верно?

— Я сочетаю виды деятельности, — сказал Кэрби. — Правительство строго карает за вывоз древностей. Возможно, при выезде ваш багаж подвергнется досмотру, коль скоро у вас в паспортах записано, что вы — торговцы древностями.

— О, господи, — произнес Фелдспэн и встревоженно взглянул на Уитчера.

— Их волнует только доколумбово искусство, — сказал Кэрби. — Что касается марихуаны, то британцы и янки иногда могут пошуметь, но местным властям наплевать. Это дело приносит немало американской валюты. Здесь им занимаются тихо и по мелочам, не то что в Колумбии или Боливии, где целая кокаиновая индустрия. И зелье служит неплохим подспорьем для фермеров, которые выращивают тростник вокруг Ориндж-Уолк. Я вывез отсюда немало мешков, и никто даже не приглядывался ко мне. По правде сказать, после ленча у меня встреча с одним парнем по этим делам.

Уитчер и Фелдспэн с любопытством уставились на него. Фелдспэн подался вперед и спросил гораздо более доверительным тоном, чем когда они обсуждали незаконный вывоз бесценных древностей майя:

— Вы имеете в виду торговца?

— Посредника, — ответил Кэрби. — Это американец. Прилетает сегодня днем. — Затем, словно испугавшись, что сказал слишком много, он тоже наклонился вперед. — Слушайте, там, на севере, он слывет страшным человеком, — прибавил он, понизив голос. — Если он заподозрит, что я болтал о нем, всем нам будет худо.

— Мы ни словечка не скажем, — вымолвил Уитчер.

— Если увидите нас вместе, притворитесь, что не знаете меня, — велел Кэрби.

— Ясное дело, — Уитчер кивнул, как заправский заговорщик.

— Ладно, — сказал Кэрби, — план такой. Я сажусь в свой маленький самолетик, нагруженный мешками с зельем. Все знают, чем я занимаюсь, и всем глубоко плевать. Я взлетаю и отправляюсь во Флориду. — Он еще больше подался вперед и, подмигнув, добавил: — А в мешках вполне могут оказаться древности майя.