Дункан снова надолго приложился к кружке, надеясь почерпнуть в ней храбрость. Будь у него выбор, он предпочел бы выйти один на один против целой банды, чем рассердить Алекс. А рассердить придется. Сам он немногого добился в поисках пейзажа. Самый простой способ выяснить, есть ли Ван Гог и держал ли хоть когда-нибудь его в руках Фрэнклин Форрест, — это объясниться с его внучкой. Кстати, это еще и самый простой способ взять ее под защиту, что в данный момент кажется наиболее важным.

В пивной стоял ровный гул голосов, время от времени прерываемый взрывами нетрезвого смеха, стойкий запах пролитого пива и густой сигаретный дым. Но Дункану не привыкать, да и зрение у него хоть куда. Со своего насеста у стойки бара — пятнистой, как шкура гиены, и неровной, как побитая оспой физиономия, — он мог увидеть каждый уголок. Разглядывая лесорубов, фермеров, клерков, он спрашивал себя, чем сейчас заняты их женщины.

Насчет своей женщины у него сомнений нет. Алекс, конечно, дома, с маниакальной аккуратностью планирует гардероб на неделю, от заколок и трусиков до верхней одежды.

Если поторопиться, можно будет понаблюдать и даже что-нибудь посоветовать насчет нижнего белья. Он раскрыл в себе способность заводиться от самых неожиданных вещей, если только она в них участвует, а уж смотреть на нее, находиться с ней рядом, любить ее…

Кто-то поперхнулся. Дункан вернулся к действительности и понял, что поперхнулся он сам. Любовь? В смысле — она и есть?

Интересно получается. Ван Гога он искал изо всех сил — и не нашел, а в области чувств искать и не думал, но вот взял да и обнаружил, как клад. Нечто прекрасное и волшебное, как любое из добытых им полотен. Трудно поверить, но произошло именно так. Он влюблен в средоточие аккуратности и организованности, в воплощение красоты и сексуальности. Нет, в самом деле — он любит не только каждый дюйм ее великолепного тела, но и все остальное, что в ней есть, от многоопытного и надменного вида, который она на себя напускает, до тяги к провинциальной глуши, о которой даже не подозревает. Любит ее ум, юмор, честность, неколебимую доброту — все.

И он счастлив, потому что только если безоговорочно ей доверяешь, можнодоверитьиправдуосебе, и, что всего труднее, свое сердце. При подобной мысли охватывает не страх, а радость, словно в груди затеплился ровный огонек.

Дункан расплатился и вышел. Подгоняемый нетерпением, чуть не бегом добрался до машины. Мельком посмотрел на часы. Почти одиннадцать. Хорошее время. В одиннадцать Алекс смотрит новости и только потом идет в постель. Быть может, ему даже не придется ее будить.

Конечно, существует шанс, что сегодня она не захочет видеть его в столь поздний час. Ерунда! Он успел изучить все ее слабости. Надо только упомянуть, что он собирается попробовать на сей раз, — и она не устоит. Помнится, вначале он счел ее выступление насчет любви к сексу изрядным преувеличением. А зря. Она вот именно обожает секс, иначе не скажешь. По правде сказать, до сих пор ему не приходилось сталкиваться с такой откровенной тягой к данной стороне жизни. Секс ей нравится любой, не важно — грубый или нежный, шумный или тихий, в темноте или при свете, в постели или где угодно еще. Нет ласки, на которую она не откликнулась бы с жадной готовностью, нет позы, против которой возражала бы, нет времени суток, когда бы она не захотела.

Дункан расплылся в улыбке. Поистине Алекс — воплощение мужской мечты об идеальной любовнице!

Не совсем понятно, какое будущее у их восхитительных отношений, но вдвоем они, конечно, что-нибудь придумают. Что-нибудь такое, что не изменило бы ни его, ни ее жизнь каким-нибудь фундаментальным образом. Со стоянки Дункан выехал улыбаясь. Минут через двадцать, когда выяснилось, что Алекс дома нет, улыбка исчезла. Где ее носит в такой поздний час, и чем она занимается?

Сверлить взглядом домофон бесполезно. Вломиться в квартиру? Проще простого, но может плохо кончиться. Если по какой-то причине Алекс вздумалось прятаться, легкость, с которой он проникает в запертые двери, явится для нее неприятным сюрпризом. Ну а если ей в данный момент зажимают рот в ожидании его ухода, его появление может дорого обойтись.

На всякий случай Дункан позвонил еще раз. Никакого ответа.

Еще минут десять он стоял, раздираемый противоречиями, и совсем уже решил вломиться, а объяснение, если что, выдумать на ходу, как вдруг услышал шум мотора. Если приехала Алекс, то она неслась домой с совершенно нетипичной для нее скоростью.

У Дункана появилась возможность понаблюдать, как она влетела на стоянку, чуть не впечатавшись в фонарный столб.

Что с ней такое? Зачем мчаться в такой спешке?

— Эй! — окликнул он, когда Алекс вышла из машины.

— Ну, чего тебе? — буркнула она.

— Это я, Дункан Форбс. Не узнала?

— Отчего же, очень даже узнала! Кому еще придет в голову соваться к человеку в такое время! Так вот, секс меня не интересует, так что можешь убираться на все четыре стороны!

Алекс зашагала к дому, гневно впечатывая каблуки в дорожку.

— Для начала… ты говоришь неправду насчет секса, а мы уже договорились, что ты не будешь…

Дверь захлопнулась прямо перед его лицом. Что за муха ее укусила?

Дункан вернулся к домофону, вдавил кнопку и стоял, дожидаясь, пока Алекс не взбеленится настолько, чтобы ответить.

— Ты прекратишь лезть ко мне или нет? — услышал он, когда она сняла трубку.

— Надо поговорить.

Дункан был не настолько глуп, чтобы и теперь думать в розовых тонах. Совершенно очевидно, что сейчас неподходящий момент для признания в любви, но в остальном-то признаться можно?

В трубке помолчали, и он приготовился услышать жужжание, означающее, что дверь открыта и его впускают.

— У меня тоже есть что тебе сказать, — услышал он в ответ. — Вот завтра и поговорим.

— Слушай, дело важ…