— Эрик! — ахнула Алекс, бледнея. — Ведь именно он вынудил меня навести о тебе справки! Все время повторял, что не доверяет тебе. Надеялся, что правда взбесит меня, и мы станем врагами.

— Если бы только это! Кому, как не Эрику, знать, что ты часто ходишь на работу пешком. Нарочно взял такую же машину, чтобы все указывало на меня! Вот что, позвоню-ка я Тому.

— Сейчас ни к чему — Эрик в Юджине, на аукционе.

— Не важно, пока можно проверить прокат автомобилей. Там могли его запомнить.

Разговаривая по телефону, Дункан отвлекся, а когда положил трубку, увидел, что он в коттедже один.

— Алекс! Куда ты?

Вместо ответа ему подмигнули задние огни ее машины.

— Куда, черт возьми, тебя понесло?!

Постояв на пороге, Дункан вернулся к себе, сел и задумался.

Чувство вины ему несвойственно. Предки по отцовской линии не жаловали подобное чувство и так неохотно передавали его по наследству, что оно почти совершенно выродилось. Его собственный род занятий тоже этому способствовал. Он столько раз вламывался в чужие дома, что считал такой способ простой повседневностью. Но реакция Алекс обожгла сильнее, чем пощечина, заставив ощутить себя ничтожным и жалким.

Часа два, не меньше, он сидел в темнеющей комнате, слушая стук капель по стеклу и все сильнее впадая в уныние.

Гадкую штуку он проделал, гадкую. Обидеть любимую женщину — что может быть хуже?

И она дала ему понять ее ничтожество. Еще как. Если в будущем она возьмется проделывать такой фокус со своими детьми, они будут послушными до безобразия! Если только он как отец не противопоставит этому свое здоровое влияние.

Между прочим, его мать тоже умела пробудить в нем что-то сродни раскаянию. Вот и теперь ее голос настойчиво звучит в его сознании: «Ты должен извиниться, мой мальчик! Скажи, что сожалеешь, и тебе самому станет приятнее на душе!»

Кажется, такой голос называется угрызениями совести.

Не в силах больше выносить его нашептывания, Дункан бросился к машине и в самый кратчайший срок затормозил перед домом Алекс. Она ответила на звонок таким ледяным тоном, что сердце у него встрепенулось: она ждала его.

— Я страшно сожалею… — прошептал он в домофон.

Пожилая пара с другого этажа как раз направлялась домой. Они ему были знакомы. Мужчина открыл парадное, пропустил жену и выжидательно посмотрел на Дункана.

— Что ты сказал? Я не расслышала.

Он скрипнул зубами. И без того извинение далось нелегко, но повторить его при свидетелях — уже слишком.

— Я страшно сожалею!!! — рявкнул Дункан.

— Криком, молодой человек, еще никто не добился прощения, — назидательно заметила пожилая леди. — Надо явиться с шампанским и цветами. Именно так поступает мой Гарольд, и взгляните — мы женаты уже сорок восемь лет.

— С кем ты разговариваешь? — заинтересовалась Алекс.

— С мистером Гарольдом…

— И Дафной Ролан?

— Да, с ними. Они полагают, что я заслуживаю снисхождения. — Чувствуя в пожилой леди союзницу, Дункан ей заговорщически подмигнул.

— А они в курсе твоих прегрешений?

— Нет. Хочешь, чтобы я их ввел?

Из домофона послышалось сочное проклятие. Дункан не решился бросить взгляд на миссис Ролан из страха прочесть у нее на лице негодование.

— Поднимайся! — скомандовала Алекс.

Войдя за пожилой парой в парадное, он склонился к руке миссис Ролан и с чувством произнес:

— Спасибо! Вы помогли мне преодолеть первый барьер.

— Послушайте моего совета, — вмешался мистер Ролан. — Как бы она вас ни назвала, кротко соглашайтесь.

— Попробую. — Дункан рассудил, что мужчина, сумевший продержаться в браке сорок восемь лет, не может дать плохого совета. — А что делать, когда она, наконец, выдохнется?

— Как что? Разумеется, поцеловать!

Ну, за поцелуем дело не станет, подумал он и, не в силах дожидаться лифта, направился к лестнице. Алекс отворила дверь с видимой неохотой.

— У тебя есть пять минут.

— Я страшно сожалею!

Извинившись, Дункан ощутил законную гордость. Он не просто извинился, а попросил прощения трижды, причем один раз при свидетелях. Теперь Алекс как будто полагалось упасть ему в объятия. Однако она не спешила.

Что же выходит, он зря опозорил извинениями всю мужскую линию своих предков? Не говоря уже о глупой откровенности. Отец назвал бы его круглым дураком. А мать? Как она отнеслась бы к его поведению?

— Почему ты закатил глаза? — спросила Алекс с подозрением.

— Обращаюсь к духу своей матери за советом.

— Почему именно к ней?

— Она добрая женщина. Узнай она, что я тайком шарил в твоей квартире, пришла бы в ужас.

— После многих лет брака с вором?

— Воровство — всего лишь бизнес. У родных, друзей и близких воровать нехорошо.