Шрифт:
И с этими приятными мыслями доктор Трифульгас уснул еще крепче, чем накануне.
IV
Трикк!.. Тррак!.. И — тук, тук, тук!
На этот раз к завываниям бури прибавились уже три удара молоточка, более уверенных, чем прежде.
Доктор проснулся, но в каком расположении!
В распахнутое окно ураган влетел, как заряд картечи.
— Это по поводу Ворта Картифа, продавца водяных…
— Опять этот нищий!
— Я его мать!
— Чтоб его мать, жена и дочка сдохли вместе с ним!
— У него начался приступ!..
— Эка невидаль! Пусть обороняется.
— У нас осталось немного денег от продажи дома… Если вы не придете, моя внучка останется без отца, ее мать — без мужа, а я потеряю единственного сына!
Жалкое и жуткое зрелище представляла собой эта старуха. Ледяной ветер пронизывал ее до костей. Потоки ливня нещадно секли дряблую кожу несчастной.
— Приступ?.. Это будет стоить двести фрейцеров, — ответил бессердечный Трифульгас.
— Но у нас осталось только сто двадцать!
— Спокойной ночи! Окошко захлопнулось.
«Однако сто двадцать фрейцеров за полтора часа ходьбы и полчаса консультации — это шестьдесят фрейцеров в час, один фрейцер в минуту. Хоть и невелик барыш, а грех отказываться!»
И вместо того, чтобы снова лечь спать, доктор облачился в свой черный костюм, натянул самые высокие болотные сапоги, закутался в вельветровую накидку, надел зюйдвестку, [6] варежки и, оставив на столе зажженную лампу и рецептурный справочник, раскрытый на странице 197, толкнул дверь и остановился на пороге.
6
Зюйд-вест — юго-западный ветер.
Старуха ждала, опираясь на палку, — сгорбленная, истощенная годами нужды и лишений.
— Сто двадцать фрейцеров?..
— Вот они… И да воздаст вам Бог сторицей!
— Бог! Боговы деньги! Кто-нибудь видел, какого они цвета?
Доктор свистнул Урсофа, вложил ему в пасть маленький фонарик и зашагал по дороге к морю. Старуха ковыляла сзади.
V
Ну и погодка! Колокола Св. Филфилена ожили под напором ветра — дурной знак.
Вздор! Доктор Трифульгас не суеверен. Он не верит ни во что, даже в медицину, когда она не приносит дохода.
Под стать погоде и дорога! Камни и шлак. Камни, скользкие от водорослей, и шлак, хрустящий под ногами. Ни огонька, только фонарик Урсофа — гуманная мерцающая точка. Порой видны полыхающие отсветы Ванглора. Кажется, что в языках пламени мечутся какие-то неведомые существа. Никто не знает, что же на самом деле скрыто в глубинах бездонного кратера. Быть может, это души умерших уносятся в небытие?
Доктор и старуха пробирались вдоль цепочки маленьких бухт, разбросанных по побережью. Море светилось страшным мертвенно-бледным светом. Вспыхивающие то тут, то там фосфорические огоньки сбивались в голубоватую линию прибоя и мерцающими волнами выплескивались на берег.
Дорога шла на подъем меж песчаных холмов, поросших тростником и дроком, чей шелест больше напоминал лязг штыков.
Собака бежала рядом с хозяином и, казалось, говорила ему: «Эге! Сто двадцать фрейцеров положим в железный шкаф. Вот так и сколачивают состояние! Лишняя полоска земли для нашего виноградника, лишняя ложка супа за обедом, лишняя миска костей для верного Урсофа! Будем лечить богатых, а заодно — от ожирения — и их толстые кошельки!»
У изгиба дороги старуха остановилась и дрожащим пальцем показала на мерцающий во мраке красноватый огонек — дом бедняка Картифа.
— Там? — спросил доктор.
— Да, — ответила старуха.
— Р-р-р-гав! — словно подтвердил Урсоф.
Внезапно Ванглор содрогнулся до самого основания. Взрыв потряс воздух. Сильным толчком доктор Трифульгас был опрокинут на землю…
Ругаясь на чем свет стоит, он поднялся и оглянулся вокруг. Старуха более не стояла позади него. Исчезла ли она в каком-нибудь открывшемся провале или просто затерялась в тумане?
Что же касается Урсофа, то он был по-прежнему рядом. Верный пес стоял на задних лапах, оскалив пасть. Фонарик его потух.
«Все же надо идти», — прошептал доктор Трифульгас.
Честный человек, он получил свои сто двадцать фрейцеров. Нужно было их отработать.
VI
Неподалеку — в полумиле — сиротливо моргал тусклый огонек: лампадка умирающего, может быть, уже мертвеца. Это жилище бедного продавца водяных блох. Ошибки быть не может. Именно на него показала старуха.