Шрифт:
— Что за старик?
Понятия не имею! Наверное, один из тех бродяг, которые обычно липли к моей сестре, как мухи к меду, уж очень у нее доброе сердце. Она была готова отдать последнее, а они пользовались ее добротой и пропивали те гроши, что она давала им на хлеб. Когда после своего номера я подошла к ним, чтобы поговорить с Сесиль, то услышала, как они обсуждали, где достать денег на покупку каких-то земель.
— Странно… Чтобы приобрести недвижимость, нужны огромные средства. Откуда у них столько денег?
— Не знаю, — пожала плечами Мона. — Я не поинтересовалась.
Она явно приходила в себя. Этого мне и надо было. Я собралась уходить.
— Мона, и все же я прошу тебя: будь вечером в «Мулен Руж». Мсье Оллер будет крайне недоволен, если ты не появишься. Я ему обещала, что поговорю с тобой. А грустными делами займемся вместе завтра. Ведь у нас с тобой общая беда. Согласна?
— Уговорила. Приду в кабаре, — буркнула Мона, не глядя на меня. — Но я Оллеру такой канкан покажу, у него глаза на лоб вылезут! Не канкан будет — горчица с перцем. Будет знать, как условия ставить! Мне, солистке! Подожди, Полин, я зажгу лампу в прихожей.
Она вышла вместе со мной из гостиной, и в ярком свете лампы я вдруг заметила в открытом стенном шкафу пальто с большой клетчатой пелериной. Я похолодела от догадки, пронзившей мне мозг.
— Чье это пальто, Мона? Вот это, в клетку.
— Моего виконта, — удивленно ответила она. — Он часто оставляет у меня вещи. А что такое?
— Ничего, ничего, просто меня заинтересовал покрой. Всего наилучшего, будь вечером в кабаре. Обязательно приду на тебя полюбоваться.
И я закрыла за собой дверь.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Прежде чем сильно чего-то пожелать,
следует осведомиться, очень ли счастлив
нынешний обладатель желаемого.
До восьми вечера оставалось совсем немного, и я решилась — постучала в зеленую комнату, к князю Засекину-Батайскому.
— Войдите!
Несмотря на августовский зной, Кирилл Игоревич сидел в теплом вигоневом шлафроке, несколько потертом, и раскладывал пасьянс. Комнату, оклеенную зелеными штофными обоями в полоску, украшали два настенных ковра с развешанными на них саблями, трубками с длинными чубуками и пистолетами с гравировкой. В углу, на небольшой резной подставке, стояла маленькая икона Божьей Матери, а под ней был пришпилен календарь с изображением бегущих лошадей. На перекладине в углу висели два костюма, под ними ровно стояли туфли. Все вокруг красноречиво говорило о том, что рента его покойной супруги была весьма и весьма умеренной.
— Простите меня, дорогой князь, что я к вам без приглашения…
— Полноте, Полина, всегда рад. Правда, я не при параде. — Кирилл Игоревич попридержал полы халата и поклонился. — Хотите крюшону? Только что с кухни принесли. Прекрасно освежает!
— Не откажусь.
Он протянул мне стакан с терпким, пахнущим лимоном и мятой напитком.
— А я к вам по делу, Кирилл Игоревич, — сказала я. — Не обессудьте.
— Да уж, — вздохнул он и состроил комичную физиономию, — прошли те времена, когда к Засекину-Батайскому юные прелестные дамы заглядывали не только по делу. Скорее, совсем не по делу.
— И вовсе нет, князь, — улыбнулась я, — зачем на себя наговаривать? Вы еще в самом соку. Полвека для мужчины разве возраст? И дело, по которому я пришла, вполне вероятно, поднимет вам настроение. По крайней мере, я надеюсь на это.
— Я весь внимание, дорогая Полина! Слушаю вас.
— Не соблаговолите ли сегодня вечером сопровождать меня в кабаре «Мулен Руж»? — церемонно начала я, но, увидев удивленные глаза князя, просительно добавила: — Мне очень хочется посмотреть канкан, а в такие места без кавалеров ходят только дамы определенного рода занятий. Мне ужасно неловко оттого, что вы можете обо мне подумать, но я, бывая в Париже то с отцом, то с мужем, никогда не посещала кабаре. Всё замки да музеи, иногда рестораны. А ведь, кроме музеев и монастырей, здесь есть немало интересного, не так ли, князь?
— Понимаю, — кивнул он. — Хотите развеяться после неприятных событий. Разумно, разумно… И вы хотите, чтобы я вас сопровождал в кабаре?
— Мне бы очень этого хотелось…
— Когда надо быть готовым? — деловито спросил он.
— Зайдите за мной к восьми с половиною вечера.
— Всенепременно.
Вернувшись в комнату, я стала выбирать платье и шляпку и пришла в полное отчаяние от того, что все мои туалеты выглядят провинциально и надеть абсолютно нечего. Вот так всегда: везешь с собой несколько чемоданов с одеждой, а подойдет время выйти в приличное общество, тут же оказывается, что платье старомодно, шарф не так оттеняет цвет лица, а на замшевых перчатках несмываемое пятно. Вот и придумываешь разные ухищрения, чтобы выглядеть модно и достойно. Конечно, можно было бы сходить к модистке и купить туалет специально для выхода, но я не хотела рисковать: вдруг не успею вернуться, зайдет князь, а меня нет. Нет уж, лучше выберу что-нибудь из своего.
Остановившись на лиловом платье из грогрона 25 , строгом и изящном, я выбрала в тон к нему шляпку-ток со сквозной вуалью без мушек и успокоилась: в таком наряде я обычно привлекаю одобрительные взгляды. Для кабаре этот туалет вполне стильный и в меру пикантный.
Ровно в половине девятого в дверь постучали.
На пороге стоял Засекин-Батайский в облегающем сюртуке цвета маренго. На шее у него был повязан шелковый эскот 26 , заколотый булавкой с аметистом. В руках князь держал трость с массивным набалдашником и старомодный цилиндр.
25
Грогрон — гладкокрашеный шелк высшего качества из лучших коконов шелковичного червя с длинной неповрежденной нитью. (Прим. авт.)
26
Эскот — галстук с широкими прямоугольными концами, который завязывается так, чтобы концы лежали друг на друге, иногда их скалывают булавкой. (Прим. ред.)