Мытько Игорь Евгеньевич
Шрифт:
Голоса снаружи продолжали спорить. Грубый голос звучал слегка растеряно, а тонкий все больше наглел.
— Отсюда, — издевательски пищал высокий голос, — я могу пойти только на Е5. Где у тебя Е5? Сдаешься?
— Е5 где-то тут было... — отвечал ему низкий.
«А мне-то что? — думал Аесли. — Подумаешь, разобраться не могут!»
«Не буду вставать, — Сен поплотнее зажмурился, сел и принялся шарить ногами под кроватью. — Я устал. Я заслужил отдых! И не обязан я, в конце концов!»
Тапочки нашлись. Теперь нужно было накинуть что-то на себя. Одежда куда-то запропастилась, и мальчик завернулся в одеяло.
«Ну и что я делаю? — спросил он. — Как это называется?»
«Бессмысленная, не нужная тебе затея, — сказала четкая логика. — То есть глупость».
«Героический, самоотверженный поступок, — сказала нечеткая. — То есть подвиг».
«То есть глупый подвиг», — подвел итог Аесли.
«Впрочем, — подумал он, выходя на веранду, — разве бывают умные подвиги?»
— Не получается? — произнес он вслух. — Здравствуйте.
— Привет, Сен! — отозвался низким голосом Развнедел. — Здорово, что ты пришел. А то мы все время проигрываем.
— Умная игра, — подтвердил Дубль таким же низким голосом, — клеточек куда больше, чем в крестиках-ноликах! Нам не разобраться.
— Сейчас разберемся, — сказал Аесли.
— Ну вот, — тонким голосом сказал белый слон, — теперь точно поспать не дадут.
И наглая фигура демонстративно сплюнула на поле Е5.
1. Профессор Мордевольт заявляет о невозможности модернизации одноименной Трубы
Югорус Лужж проснулся от настойчивого стука в дверь. Даже сквозь закрытые веки профессор догадался, что это приперся Бальбо, безразличный к условностям вроде времени суток, авторитета ректора Первертса или настежь раскрытой двери.
А также безразличный к тому факту, что нужный ему человек пытается притвориться спящим.
— О мудрейший...
— Дальше, — попросил Югорус, который не хотел провести ночь, выслушивая дифирамбы неизвестному мудрейшему.
— Темные силы мрака...
— Дальше.
— Взор мой помутился...
— Это ночь. Дальше.
Бальбо понял, что сегодня придется быть неприлично кратким, с присвистом вздохнул и извлек из сумки пакет. Сорвав все печати и пробежав первые строки секретного послания, секретарь правительства скривился.
— Какой убогий стиль! Вы только посмотрите.
И передал послание ректору.
Лужж тоже не стал углубляться в чтение.
— Передайте руководству, — сказал он, глянув на штамп ведомства Тотктонады, — что переделка Трубы невозможна по техническим причинам...
— Ага, ладно... — коротышка уже выходил из комнаты, торопясь к своему кумиру Сену.
— Нет уж, — решил выполнить все формальности Лужж, — вы, пожалуйста, запомните. Или лучше запишите.
— Записать? — в глазах Бальбо сверкнул опасный огонек, и он полез за пером.
— Лучше запомните! — торопливо исправился Югорус, но летописец уже бормотал.
— Злобные технические... нет, «технические» плохо... злобные тектонические чудовища...
— Просто скажите, что это противоречит законам природы!
— Законам природы? — Рюкзачини дернул плечиком. — Не смешите меня! У вас тут Великий Герой. Что ему какие-то законы какой-то там природы? Он ведь...
— Именно он и указал нам на них...
Бальбо поводил ушами и хлопнул себя по лбу, оставив колоритную кляксу.
— Конечно! Великий Герой и поменял эти законы. Что ему какая-то природа! Пора, пора Герою выходить на вселенский уровень! Расскажите, умоляю, расскажите подробности!
Югорус запаниковал и смалодушничал:
— А вы зайдите к профессору Мордевольту. Он все видел, он расскажет.
Когда Бальбо ввалился во все еще холостяцкую спальню великого изобретателя (МакКанарейкл улетела оповещать подружек ведьмы-невесты), тот уже смотрел сон, смежный со сном Сена Аесли — про подводную лодку «Наутилус», которую будущий В.В. собрал и потерял в далекой молодости. Поначалу Мордевольт не понял, чего от него хотят. Но, услышав слово «Труба», сразу принял чрезвычайно торжественный вид.
— Это невозможно по принципиальным причинам, — объявил он. — Особенно в такие сроки, с таким мизерным финансированием, без полного штата лаборантов...