На алименты она, конечно, не подаёт из гордости. А парню-то скоро в школу ходить, ему на эту гордость наплевать! Ему обувку подавай, и книжки с картинками, и всё прочее. А ежели тут курорт в самом деле придумают, то и про мороженое парень узнает. А что она ему даст, эта непутёвая мама?

Может, не ездить в Тайшет и на Печору? Может, без Федора там обойдутся, построят эти новые пути?

Мысль эта предательская только мелькнула луговой бабочкой, будто во сне, и он задавил её в зародыше, будто каблуком наступил. Задавил с презрением и зашагал быстрее, пересекая станичную площадь.

Около чайной стоял знакомый грузовичок ГАЗ-51, и номерные знаки подмигнули нахально: «66-99». С приветом, мол!

Чёрный, небритый Ашот ковырялся под крышкой капота. Мазутные штаны обвисли, и модная рубаха навыпуск была уже порядочно захватана. Муж, называется.

— Куда путь держишь? — спросил Федор, подходя. — Может, подкинул бы? К станции?

Ашот обернулся, кепку поправил.

— Нет, брат, я нынче — удобрения возить. Агронома вот поджидаю. Новый агроном у нас, завтракает… А ты что, уезжаешь, что ли?

— Да вот, решил.

— Что ж в станице-то не живётся? И дом у тебя…

Ашот подчеркнул свой горбатый нос мазутом и полез в карман за папиросами. Вытряхнул и Федору тонкую гильзу «Ракеты».

— Это, брат, не жизнь, а перекати-поле, — сказал Ашот.

— Делать тут нечего, — хмуро буркнул Федор.

— Да бро-ось! Трепотня! — возразил Ашот, и ноздри раздулись, выпуская дым. — Ты как, на тракторе соображаешь? А то у нас механизированный полив в этом году, на тракторном приводе. Старик в лепёшку разбивается, трактористов нету. Сможешь?

— Да ну! Ещё не хватало!

Он сболтнул эти слова почти бессознательно, по привычке противоречить, и вдруг спохватился. Чего сболтнул, зачем? Разве в работе дело?

Ашот нахмурился, с маху захлопнул крышку капота, натянул защёлку.

— Это, конечно, кому как, — вздохнул он на крепкой затяжке. — Вообще-то, конечно, есть три способа прожить…

— А-а, брось!

— Кроме шуток. Первый — работать, второй — воровать.

— Валяй уж и третий…

— Третий — это не для тебя. Мордой не вышел.

— Чего-о?

— Третий способ — активно любить начальство, — без всякого энтузиазма сообщил Ашот.

— Ох и дурацкие ж эти ваши анекдоты! — озлился Федор.

— Ну да. Потому что их не у нас выдумывают, — очень живо согласился Ашот.

Федор сплюнул и, подхватив лёгкий чемодан, зашагал прочь. Хватит; наговорился досыта. Языкастый, дьявол!

А машина на этот раз в ту сторону не идёт, хотя бортовые знаки у неё навыворот, вроде как туда и обратно. Написано одно, а получается другое. Не верь глазам своим…

Полив на тракторном приводе, говорит. Трактором хотел испытать! Да на тракторе этом и уметь-то нечего. Тем более, если он будет на стационаре тарахтеть. Одна муфта сцепления и коробка передач — всего и дел: два рычага. С завязанными глазами можно управляться. Ещё, конечно, насос — огромный такой пульверизатор с выбросом на сотню метров.

Механизированный полив…

Тугая струя воды бьёт из патрубка в голубую, знойную высоту и разворачивается там радужной аркой, шумит над зелёными плантациями освежающим, полосатым дождём.

Листья окрепшей рассады дрожат, и колышутся, и прижимаются к земле под напором водяных струй. А когда пройдёт полоса дождя, на светло-зелёных листьях лежат тяжёлые, дымчатые и чуть приплюснутые капли, каждая с перламутровую пуговицу. Лежат и чуть вздрагивают, черти! Загляденье!

А кругом — горы, зелёные увалы.

Плохо, конечно, что они обворовали станицу солнцем, да ведь не сдвинешь их, можно и с горами жить, чёрт с ними. Если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе…

Шёл Федор понуро, сутулясь, и будто слышал за спиной дружный шум дождя, и чуял над головой ту семицветную радугу, оглянуться боялся.

Как в сказке — иди, не оглядывайся!

Знал ведь человек, что никакой радуги в эту минуту не было над головой, но оглядка сама по себе могла вернуть его в станицу…

Ах, чёрт! И чего он сболтнул по глупой привычке? Разве в работе дело?

Теперь кладка висела над водой по-летнему высоко, и концы её прочно опирались на обсохшие берега. Во всяком случае, не требовалось прыгать в разгулявшуюся воду и вообще рисковать здоровьем, как в тот первый день. Но переходил её Федор на этот раз неуверенно, вяло и раздумчиво, будто решал трудную задачу: переходить на тот берег или не переходить?