– Довольно, отец! Хоть один раз в жизни думай не только о себе, но и о других тоже! – Отвернувшись от графа, Эдвина сильнее сжала руку Прескотта. Он был безмерно признателен ей за поддержку.

Прескотт все еще испытывал замешательство. «Моя… мать… Но это невозможно! Наверное, это просто совпадение…»

В горле у него встал комок. Он протянул руку к сэру Ли.

– О чем вы… о чем вы сейчас говорите?

Сэр Ли смахнул слезу.

– Я хотел сказать, что тридцать лет назад я заявил своей дочери, что, если она выйдет замуж за человека, которого полюбила, я вычеркну ее из своей жизни. Если бы я заранее знал, чем это все обернется, Прескотт…

– Это вы обыскали мои комнаты…

– Да. И я нашел там Библию. Эту Библию я подарил Барбаре, когда она была еще ребенком. Книга подписана – там стоит наша фамилия.

Прескотт почувствовал, как все поплыло у него перед глазами. Он тяжело опустился в кресло и прикрыл глаза ладонью.

– Я не верю… – Прескотт поднял глаза на сэра Ли. – Вы – мой дедушка?

Граф Вуттон-Баррет поднялся.

– А мне наплевать. Будь он хоть единственным наследником принца-регента. Он меня ударил!

– Вы не слышали, что я сказал, Вуттон-Баррет? Это мой внук! И вся его жизнь до этого прошла без меня. Я много выстрадал. Больше, чем вы можете себе представить. Я потерял свою дочь, своего внука – потерял самое дорогое на свете. И все потому, что я был глупым старым ослом.

Сэр Ли указал тростью на грудь графа:

– Граф Вуттон-Баррет, вы можете быть более великодушным и мудрым человеком, чем был в свое время я? Хватит ли вам ума понять, что этих двоих ничто не остановит? Потому что они по-настоящему любят друг друга. Что ваша недальновидность и отсутствие гибкости может обречь вас в будущем на жестокие страдания, которые не каждый в состоянии выдержать?

Эдвина наклонилась над Прескоттом. В ее глазах он увидел тревогу и беспокойство за него.

– Вы хорошо себя чувствуете?

Прескотт медленно покачал головой:

– Все так неожиданно! Это трудно сразу переварить…

Эдвина обняла его и нежно прошептала ему на ухо:

– Я с вами. Что бы ни случилось, я буду с вами. – Ее поддержка, возможно, была тем единственным, что позволяло Прескотту сохранять здравый ум в этот момент. Все, что до сих пор ему было известно о самом себе, оказалось ложью. Все, кроме одного. Его фамилия и в самом деле Дивейн…

– Разве вы не видите, как сильно эти двое любят друг друга? – спросил сэр Ли.

– Мне это абсолютно безразлично. Внук он вам или нет – я не успокоюсь, пока не увижу его на виселице! – С этими словами отец Эдвины повернулся и вышел вон из комнаты.

Эдвина обняла Прескотта еще крепче, желая передать ему всю силу своей любви и нежности, понимая; как сильно он сейчас страдает.

Неуверенной походкой сэр Ли подошел к Прескотту.

– Ты сможешь когда-нибудь простить меня, сынок?

От волнения у Эдвины перехватило дыхание.

Одно долгое мгновение Прескотт молчал, а затем медленно высвободился из ее объятий. Эдвина нехотя отпустила Прескотта и отодвинулась от него, продолжая держать свою руку у него на плече. Всем сердцем она ощущала глубину его мук и безмерно сочувствовала ему.

Прескотт покачал головой:

– Вы все знали… Вы все это время знали обо всем, ведь так?

– Нет. Я ничего не знал, пока не приехал сюда. Пока тебя не увидел. – У сэра Ли на глазах блестели слезы. – Ты же как две капли воды похож на свою покойную мать… – Старик закивал, и горькие слезы ручьем покатились у него по щекам. – Стоило мне увидеть тебя, как я тут же обо всем догадался. Но до этого самого момента, клянусь тебе, я ничего о тебе не знал…

Не в силах больше держаться на ногах, старик как подкошенный рухнул на диван. Он сидел, сокрушенный и убитый горем, низко опустив голову, ссутулившись – словно согнулся под тяжестью мучительных воспоминаний.

– Моя дочь умерла с ненавистью в душе. Она так сильно ненавидела меня, что даже не сообщила, что у меня есть внук. И я не могу ее за это винить. Человек без сердца, который отвергает свою собственную плоть и кровь, не может вызывать доверия и недостоин столь бесценного подарка судьбы… – Старик замолк, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами. Он достал из кармана носовой платок и вытер глаза. – Она так никогда и не узнала, как сильно сожалел я о своей ошибке. Как я раскаивался.

Сердце у Эдвины готово было разорваться от жалости к старику. Из-за трагедии, причиной которой он стал, из-за того, какие муки ада пришлось ему пройти и как до сих пор сильно болит у него эта незаживающая рана.

Сэр Ли поднял полные слез глаза и, всхлипывая и горестно качая головой, проговорил:

– Даже о том, что моя дочь умерла, я узнал лишь спустя несколько недель после ее кончины. – Он горько усмехнулся. – Я, в подчинении у которого находились сотни офицеров разведки, посвященный в сотни и тысячи сокровенных тайн других людей, не знал, что моя собственная дочь умирает. Даже не догадывался, что мой внук – моя родная кровинка – оказался на попечении совершенно посторонних людей. Я был настоящим болваном – упрямым и жестоким…