Николас схватил жену за подбородок и пытливо заглянул ей в глаза.

– Ты будешь по мне скучать, когда я уеду?

Она подумала, что ослышалась.

– Уедешь? Но куда ты собрался?

– Мне нужно съездить в Шарлотту, это в Северной Каролине. Моя старинная подруга Мадлен Артур распродает лошадей. У нее умер муж, и ей нужны деньги, чтобы погасить долги. А я давно хотел приобрести у нее несколько породистых кобыл.

У Аланы упало сердце.

– Старинная… подруга?

– Да, – Николас усмехнулся. – Знаю, о чем ты думаешь, но это не так. Мы с Мадлен просто друзья.

– А ты возьмешь меня с собой? – с надеждой спросила Алана.

– Нет, Синеглазка. Тебе лучше остаться дома.

– Эта женщина была твоей любовницей?

Николас раздраженно бросил:

– Я не собираюсь перед тобой отчитываться.

– Нет, ты скажи! – настаивала Алана.

– Ну хорошо. Была, но давно… Послушай, разве моя мать не предупреждала тебя, что женщина не должна задавать мужу подобные вопросы?

Алана покачала головой, вспоминая рассказы Лилии о любовницах Симеона Беллинджера. И вдруг ей пришла в голову ужасная мысль… А что, если Мадлен до сих пор в связи с Николасом? Что, если он пошел по стопам своего отца?

– Николас, я так хочу поехать с тобой! – в глазах Аланы читалась отчаянная мольба.

Он сжал губы.

– Я еду по делу. Ты будешь мне обузой.

В груди Аланы начал закипать гнев:

– Почему-то сейчас ты не считал меня обузой.

Он нетерпеливо махнул рукой:

– Все! Разговор окончен.

– Нет, не окончен. Эта женщина хорошенькая? Скажи! Ты поэтому так туда рвешься, да?

– Да в чем дело, Синеглазка? – внезапно расхохотался муж. – Ты меня и вправду ревнуешь?

Она потупилась:

– Не знаю. Может быть. А ты думаешь, стоит?

Он протянул к ней руки:

– Нет. Ведь моя жена ты, а не Мадлен. Перестань дуться и иди ко мне.

Алане очень хотелось позабыть о своих сомнениях, но в последний момент ее что-то остановило.

– А мне кажется, порой лучше быть желанной любовницей, – заявила она, – чем никому не нужной женой, которую бросают дома одну.

В изумрудных глазах Николаса заплясали насмешливые огоньки.

– У тебя богатая фантазия, жена. Неужели ты полагаешь, я потащусь в такую даль только ради нежного свидания с Мадлен? О нет, дорогая, на свете есть лишь одна женщина, ради которой я способен куда-то поехать. Это ты!

Алана робко улыбнулась, теряясь в зеленом омуте любимых глаз, но червь сомнения продолжал точить ее душу.

– Нет, Николас, по-моему, все это лишь отговорки. А на самом деле тебе стыдно появляться со мной на людях, ведь ты втайне кичишься своим превосходством надо мной, – с обидой сказала она.

Николас опешил:

– Да ты что? Напротив, ты куда благородней меня! Я столько лет жил только для себя, никого не любил, ни о ком не думал, был ко всему безразличен. А ты вернула меня к жизни, подарила мне радость.

– Мне хочется тебе верить, но…

– Но что? Говорю тебе, эта женщина для меня ничего не значит.

– Но когда-то значила?

Николас пожал плечами:

– Для тебя она представляет меньшую угрозу, чем для меня – твой Серый Сокол. Тем более что мы с ней уже много лет не виделись.

Он надеялся успокоить жену этими словами, но добился обратного.

– Ты что, был в нее так же влюблен, как я в Серого Сокола? – ахнула Алана.

Николас смущенно отвел взгляд:

– Может быть… Мы были тогда почти детьми…

И зачем он завел разговор о Мадлен? Черт его дернул за язык!

– Когда мы поженились, ты сказал, что из тебя не получится верного супруга, – еле слышно произнесла Алана. – И вот теперь ты собрался в гости к этой женщине. Что, по-твоему, я должна думать?

– Думай что хочешь. Мне надоело с тобой препираться, – огрызнулся Николас.

– Поклянись, что не притронешься к ней! – потребовала Алана.

– Ты слишком далеко заходишь в своих требованиях, – насупился муж.

– Поклянись!

– Я не собираюсь давать тебе никаких клятв, – возмущенно вскричал Николас, отходя от постели. – Ты ведешь себя не как жена, а как тюремщица!

Алана гневно вскинула голову, и в одно мгновение с ней произошла какая-то странная перемена. Взгляд стал ледяным, лицо надменным. Жизнь среди индейцев не прошла даром: Алана с детства переняла у них привычку с удивительной легкостью изгонять из своего сердца тех, кто почему-либо не оправдывал ее доверия. Так было и с отцом, о чем она, впрочем, сейчас запоздало сожалела.