–  В контейнер с мусором - и вся недолга, - сказал Саша. На него посмотрели так, будто он только что предложил испражниться в директорский сейф. Нет, хуже. Коллеги глядели на Сашу, как древние индийские отшельники-аскеты, живущие одними пранаямами, должно быть, глядели на лесных дикарей, питающихся сырым мясом - со смесью отвращения и жалости.

–  Вы что, Александр!
– взвизгнула Галинька.

–  Об этом не может быть и речи!
– поддержала ее Женя.
– Мы его страшно любили! Я лично ему давала птицу, особенно он непотрошеную любил, и чтобы неощипанную… Рыбу ему давала, даже крысу один раз, ничего для него не жалела… Он такой был маська! Нет, его обязательно надо похоронить. По-нормальному. В земле! Разве это не понятно?

«Может, еще и место на четвертом кладбище приобретем? Скинемся на мраморное надгробие. Или, чего там, сразу на бронзовую фигуру - рептилия присела на задние лапы, напряглась для рывка в Вечность…» - но на этот раз Саша благоразумно промолчал.

–  Оно-то, может, и правильно. Только где взять эту землю при минус двадцать два? А снега-то, снега, между прочим, полметра!

–  Да вот хотя бы на «Заре», возле теплиц, - предложила кассир.
– Я заметила, там земля всегда теплая, черная, трубы везде проходят.

«Зарей» назывался тепличный комбинат, им владел тот же холдинг, что держал «Сытый-сити». Там выращивали помидоры, огурцы и перцы, которыми круглый год торговала овощная секция. Овощи с «Зари» приходили бледные и плюгавенькие, какие-то недоношенные, не чета турецким и особенно египетским, глянцевым и мясистым. Но девчонки из овощной, с подачи Богдана, принялись рекламировать их как «экологически чистые», «без химии». Продажи пошли - ничто так не тешит русского человека, как подражание европейским бзикам.

–  Значит решено: надо похоронить!
– подвела черту под дискуссией Серафима.
– Вот вы бы, красавицы, и занялись.

–  Я не могу, - виновато проблеяла Галинька.
– Сегодня в общежитие после двенадцати пускать не будут… На улице, что ли, мне ночевать?

–  У Дениски завтра утренник, а мне еще подшивать костюмчик Кота-в-Сапогах. Знакомые дали, но размер большой.
– Женя в отчаянии заломила руки.

–  Ну, обо мне и речи быть не может.
– Охранник со значением хлопнул пятерней по кобуре.
– На посту! Вчера, понимаешь, шпана какая-то пыталась залезть в отдел сертификатов по пожарной лестнице… Пришлось вызывать усиленный наряд!

И, как видно, для усугубления произведенного впечатления, Молоштанов напел: «Как много их, друзей хороших… Лежать осталось в темноте… У незнакомого поселка…»

–  «…На безымянной высоте», - зачем-то подтянул Саша.
– Мой папа эту песню очень любит.

На Сашу вновь посмотрели осуждающе. Будто, в соответствии с неписаным кодексом Молоштанову петь было можно, а ему, Саше - нельзя.

–  Вот пусть Саша его похоронит, - предложила Серафима, сурово сдвинув нарисованные брови.
– Все-таки мужчина…

–  И на «Зарю» ему легче съездить.

–  Да вы что - половина двенадцатого!
– попробовал отбояриться Саша, хотя и понимал: решение уже принято где-то там, на заоблачной вершине, куда ведут все ниточки.
– Нет, ну подумайте… Вот приезжаю я на эту «Зарю», хватаю за грудки в дупель пьяного сторожа и ору: «Пропустите меня, мне надо крокодила похоронить!»

Саша обвел присутствующих красноречивым взглядом. Но сочувствия не встретил.

–  Между прочим, Константин Петрович не пьющий, - с непроницаемым лицом заметил Молоштанов. Как и все отставники, он был фанатичным поборником цеховой солидарности.

–  Кто такой Константин Петрович?

–  Охранник «Зари». Сейчас его смена.

–  Ладно, я поеду, - покорился Саша.
– Если мне, во-первых, дадут денег на такси. А во-вторых, если мне гарантируют, что этот Константин Петрович откроет ворота!

–  Деньги дадим. А вот насчет гарантий - кто вам такое вообще гарантирует?
– возмутилась Женя.
– Между прочим, есть телефон у этой «Зари»?

–  Телефон знаю, - пробасил Молоштанов.
– Только охрана к телефону не подходит. Не обязана.

–  Имейте в виду, если меня не пустят на «Зарю», я выброшу этого крокодила в сугроб и поеду домой, - решительно заявил Саша.

«У меня вообще жена беременная!» - хотел добавить он, но почему-то не добавил.

–  Выбросишь? Да ты что, ирод!
– Серафима агрессивно подбоченилась.

–  Мы его как человека любили! Как маленького!
– всхлипнула Женя.
– Когда фильтр чинили, он у меня в ванной жил, мы ее оргстеклом сверху накрывали! Он меня через стекло узнавал! И Галку тоже!