— Что-нибудь мы из этого сделаем, — посулила Изабель сыну. — Что именно — подскажет Бог.

Осенью они собрали свой первый урожай конопли. Однажды Этьен послал Маленького Жана в лес нарезать толстых веток дуба для отбивания конопли. Остальные, смастерив наспех козлы, принялись носить из амбара охапки конопли и укладывать их.

Маленький Жан вернулся с пятью ветками на плечах и птичьим гнездом, где лежали пряди волос Мари.

— Смотри, бабушка, что я нашел, — похвастался он, передавая Анне гнездо.

При солнечном свете волосы особенно сильно отлипали медью.

Мари невольно вскрикнула. Изабель вздрогнула.

Этьен перевел взгляд с одной на другую. Анна внимательно всмотрелась в гнездо, затем наклонилась над головой девочки. Она бросила яростный взгляд на Изабель и протянула гнездо сыну.

— Ступайте на реку, — велел детям Этьен.

Маленький Жан положил палки на землю и изо всех сил дернул сестру за волосы. Она заплакала, Маленький Жан улыбнулся, и Изабель вспомнила мужа, каким он был, когда она впервые его увидела. Уходя, мальчик вытащил нож, взялся за лезвие и швырнул в дерево. Hож вошел точно в середину ствола.

«Ему всего десять лет, — подумала Изабель, — а ведет себя и рассуждает как мужчина».

Якоб взял Мари за руку и, испуганно оглянувшись на мать, повел сестру к реке.

Дожидаясь, пока дети исчезнут из виду, Этьен молчал. Затем ткнул пальцем в гнездо:

— Что это?

Изабель отвела взгляд. Секреты были для нее внове и она не знала, как быть, когда их раскрывают. Она решила сказать правду.

— Это волосы Мари, — едва слышно произнесла Изабель. — У нее стали появляться рыжие пряди, и я вырывала их в лесу. А птицы свили из них гнездо. — Она проглотила слюну. — Мне не хотелось, чтобы девочку дразнили. Чтобы ее… судили.

Перехватив взгляд, которым обменялись Этьен и Анна, Изабель почувствовала себя так, словно камень проглотила. Уж лучше бы она соврала.

— Я хотела как лучше, — крикнула она. — Всем лучше! Я не думала ни о чем дурном!

Этьен устремил взгляд куда-то вдаль.

— Ходят слухи, — медленно произнес он. — Толки разные ходят.

— Какие толки?

— Лесник Жак Ле Барб говорит, что ему показалось, будто он видел тебя в лесу с ягненком. А кто-то еще обнаружил на земле пятно крови. Люди всякое о тебе говорят, la Rousse. Тебе это нравится?

«Итак, обо мне говорят, — думала Изабель. — Даже здесь. И мои тайны — никакие, оказывается, не тайны. И эти тайны ведут к другим тайнам. Неужели и они раскроются?»

— И еще одно. Когда мы уходили из Мон-Лозера, с тобой был мужчина. Пастух.

А это-то как стало известно? Эту тайну Изабель даже от себя скрывала, не позволяла себе думать о нем. Тайное тайных.

Она посмотрела на Анну и неожиданно все поняла. «На самом деле Анна может говорить, — подумала Изабель. — Она может говорить и говорит с Этьеном. И она видела нас в Мон-Лозере». Эта мысль заставила ее содрогнуться.

— Что скажешь, la Rousse?

Она молчала, понимая, что слова не помогут, и боясь, что стоит открыть рот, как последние ее тайны станут явными.

— Что ты скрываешь? Что ты сделала с ягненком? Убила его? Принесла в жертву дьяволу? Или обменяла на что-нибудь у этого коробейника-католика, который смотрел на тебя, как кот на молоко?

Этьен подобрал палку, схватил Изабель за руку и потащил в дом. Он заставил ее стать в угол, а сам принялся яростно обшаривать комнату, швыряя на пол горшки, шевеля угли, раздирая в клочья матрасы — сначала их собственный с женой, затем Анны. Когда дело дошло до матраса, на котором спали дети, Изабель затаила дыхание.

«Ну вот и все, конец, — подумала она. — Помоги мне, Пресвятая Богородица».

Этьен схватил матрас за концы и вытряхнул солому.

Материи там не оказалось.

Удара она не ожидала — раньше он никогда не поднимал на нее руку. Изабель рухнула на пол.

— Ты нас своими ведовскими чарами не охмуришь, la Rousse, — вкрадчиво сказал Этьен, и, схватив палку, принесенную Маленьким Жаном, принялся избивать жену.

Проснулась я то ли от дыма, то ли от свежего воздуха из опущенного окна машины. Открыв глаза, я увидела красное плавающее пятно зажженной сигареты, затем держащую ее руку — она лежала на руле. Не поворачивая головы, я проследила, как рука переходит в плечо, затем обозначается профиль. Жан Поль вглядывался вперед, словно продолжая вести машину, но на самом деле она стояла на месте, с выключенным двигателем. Не знаю уж, как долго мы здесь стояли.

Я сидела к нему лицом, на пассажирском месте, свернувшись калачиком и прижавшись щекой к жесткому подголовнику; волосы упали на лицо и забились в рот. Я скосила глаза — Библия, обернутая в целлофан, лежала на заднем сиденье.